– Всё с тобой ясно, девочка. Мне это понятней, чем какие-то «приятности». Договоримся, идёт? Я увожу её отсюда и, уверяю, сюда она не вернется. Подходит? А ты мне поможешь. Меня больше не пускают во дворец, разве что сюда. Проведёшь меня в её комнатку и потом обратно. И можешь дальше крутить императором, сколько вздумается, пока он не присмотрит себе ещё одно смазливое личико.
– Не смейте со мной так разговаривать! – срывающимся голосом прошептала Сиана. – И так себя вести. Насчёт остального я согласна. Я вас проведу. Только не слишком много людей. Не больше пяти.
– Само собой. Трое. Думаешь, этого не хватит, чтоб завернуть в одеяло одну девчонку?
– И никакой крови.
– Никакой. Обещаю, мои мальчики в случае чего обойдутся дубинкой по черепу.
Сиану передёрнуло.
– Когда? – жёстко спросил Скиольд и тут же снова приблизил своё лицо к её. – Не вздумай меня обмануть! Найду хоть на дне моря.
– Оставьте свои угрозы при себе!.. Через три дня. Будет бал, и все, в том числе охрана, утомятся, потеряют бдительность под утро. В пять утра, у этой калитки. И чтоб тихо!
…
Бал на этот раз оказался необычным и очень понравился Ингрид. Происходил он не в бальной зале, а на огромной террасе, застеклённой от пола до потолка – новшество, которым Гвеснеру срочно хотелось похвастаться. Молодёжь, только увидав эту красоту, тут же сбилась в стайки. Все любовались видом, открывшимся на заснеженный парк, который освещали несколько десятков костров. Те, кто постарше, вдобавок предались и ещё одному приятному занятию – подсчёту, во сколько эта роскошь обошлась.
Ингрид, которой случалось видеть стены, выполненные из цельного стекла от пола до потолка, а не так, как тут, кусочками, посматривала на чужое удивление снисходительно, сама же больше любовалась необычными, удивительными по красоте фресками, украшающими стены. Краски были пастельные, приглушённые, очень мягкие, а картины в основном изображали море. В том углу по сморщенной волнами воде скользят несколько нарядных кораблей под белоснежными парусами, в другом какие-то странные существа, похожие на помесь дельфинов, людей и улиток, резвятся в прибое, там изображена жизнь морского дна, там – рыбаки, одетые подозрительно роскошно, тянут сети. Ещё Ингрид заинтересовало расставленное кое-где оружие, не сложенное в декоративные композиции, а просто укреплённое в подставках.
– Вам нравится?
Ингрид обернулась и поприветствовал подошедшего императора подходящим поклоном.
– Эти фрески писал подлинный мастер своего дела, ваше величество.
– Маловато понимаю в живописи, – признал Гвеснер, разглядывая рыбу, изображённую бьющейся в ячее. – Но краски приятные. Эти картины были написаны ещё при моем деде, императоре Ромаллене Гиаде. Он любил живопись, собирал миниатюры… Вам интересно?
– Очень, ваше величество. Мне интересно всё, что связано с историей империи.
– Любите историю? Кхе…
– Да, государь.
– И философию. Я знаю, мне говорил библиотекарь. Он сказал, что вы необычайно образованны.
– Я образованна ровно настолько, насколько это прилично на моей родине, ваше величество.
– Вот уж не поверю в вашу заурядность! Мне так понравилось, что вы интересуетесь философией! Это знак подлинного ума.
– Философия – это основа всякого знания. – Ингрид пожала плечами. – В том числе о мире и о человеке.
– Я думаю, беседа с вами доставит мне удовольствие. Боюсь, сейчас не время вести серьёзные беседы, но в недалеком будущем надеюсь насладиться таковой.
– Почту за честь, ваше величество.
Император отошёл к своему креслу и, проследив за ним взглядом, что требовали элементарные правила местной вежливости, Ингрид снова наткнулась на острый, неотвязный взгляд Сианы. Впрочем, к её реакциям на себя уже привыкла. Ей не приходило в голову, что этот взгляд может быть признаком чего-то серьёзного.
На балах за Ингрид куртуазно ухаживали многие, и в этот раз не меньше, чем обычно. Она как всегда охотно танцевала, блистала своими любимыми бриллиантами, которые её стараниями постепенно входили в моду, и одета была со своей обычной тщательностью. В этих обстоятельствах ей легко было чувствовать себя неотразимой. Свежее платье, удачно подобранные украшения и причёска улучшают настроение женщины никак не меньше, чем всеобщее внимание.
Она ушла из бального зала вместе с родителями, но, вернувшись в свою комнату, не легла спать сразу. Она была почти одна (спящую Эльгинн можно было не принимать в расчёт, поскольку даже её дыхания не было слышно), и ощущение полного одиночества было ей приятно больше, чем обычно. Ингрид не стала будить горничную и разделась сама, накинула на голое тело тонкую льняную рубашку, в которой обычно спала. Но и теперь не легла, а завернулась в пеньюар и села к столу. Придвинула книгу, погрузилась в чтение. Спать не хотелось, хотя уже было, наверное, около пяти часов утра.