Н. Н. Яковлев писал, что, по плану Алексеева, «главный удар наносит Западный фронт генерала Эверта в направлении на Вильно, Северный фронт (Куропаткин) и Юго-Западный (Брусилов) содействуют ему, причем последний переходит в наступление после первых двух. Эверт и Куропаткин, оробев, начали толковать о том, что шансы на успех невелики, нужно лучше подготовиться… Спор разрешил Брусилов, добившись разрешения для своего фронта нанести “вспомогательный, но сильный удар”. У Брусилова было 512 тысяч войск, в то время как на двух других русских фронтах 1220 тысяч».
Давно ли полководцы буквально рвались в бой, оспаривая друг у друга возможность нанесения главного удара? В случае успеха — ордена, чины, щедрая монаршая благодарность, слава. От неудач, конечно, никто застрахован не был, но, во-первых, страсть к риску у военного человека в крови, во-вторых, обыкновенно не судят не только победителей, но и проигравших военачальников. В конце концов, генералы от инфантерии теперь уже сами в атаку пехотные колонны — как князь Багратион при Бородине — не водили, и потому жизни командующих фронтами ничего не угрожало.
Предпосылки к успеху были налицо: еще 14 января австро-венгры начали наступление на Итальянском фронте, намереваясь вывести Италию из войны. Задача казалась вполне достижимой: за всю историю итальянцы ни разу никого не побеждали и теперь также несли существенные потери. Поэтому на Восточном фронте союзники германцев ослабили свои силы и перешли к обороне — австро-венгерская группировка, здесь находящаяся, составляла 486 тысяч штыков и сабель при 1301 орудии.
«Естественно, что вначале, сейчас же после военного совета в Ставке 1 апреля, когда мне, как бы из милости, разрешено было атаковать врага вместе с моими северными боевыми товарищами и я был предупрежден, что мне не дадут ни войск, ни артиллерии сверх имеющихся у меня, мои намерения состояли в том, чтобы настолько сильно сковать противостоящие мне части противника, чтобы он не только не мог ничего перекидывать с моего фронта на другие фронты, но, наоборот, принужден был посылать кое-что и на мой фронт. В это время я думал лишь о том, чтобы наилучшим образом помочь Эверту, на которого возлагались наибольшие надежды и которого поэтому и снабдили всеми средствами, имевшимися в распоряжении Ставки», — писал командующий Юго-Западным фронтом генерал от кавалерии Алексей Алексеевич Брусилов в книге «Мои воспоминания», изданной уже в Советском Союзе.
По плану Ставки летнее наступление должно было начаться 15 июня. Тем временем положение дел на Итальянском фронте резко ухудшилось — Трентинская операция изрядно вымотала обе противоборствующие стороны. А на территории Франции продолжала вертеться «Верденская мясорубка» — сражение за Верденский укрепленный район, начавшееся еще в конце февраля, а на реке Сомме готовилось наступление англо-французских войск… В общем, государствам Антанты приходилось очень даже нелегко.
Не нужно быть большим специалистом в стратегии, чтобы понять, что в этой связи произошло: союзники обратились к русскому командованию, и русские, как принято говорить, «верные союзническому долгу», ускорили переход в наступление. В наших российских условиях сделать это было не так-то и легко — по многим причинам. Одна из них — наша стабильная беда: дороги. Ведь если во Франции к началу Первой мировой войны протяженность шоссейных дорог составляла 563 тысячи километров, в Германии — 265 тысяч, в соседней с нами Австро-Венгрии — 141 тысячу, то на всю Европейскую Россию, на территории которой могли бы многократно разместиться все перечисленные страны, оборудованных шоссейных дорог было всего… 35 770 километров!
По этой, а также по многим иным причинам, не все благополучно обстояло и со снабжением наступающих войск.
«Мы вынуждены начать операцию, будучи бедно обеспеченными снарядами для тяжелой артиллерии, которых ниоткуда не можем добыть в скором времени. Поэтому большой промежуток между началом операции на нашем и французском фронтах нежелателен; мне нужна полная уверенность, что удар со стороны англо-французов действительно последует, хотя бы Верденская операция и не получила завершения», — телеграфировал Алексеев союзникам.
Русское командование ожидало начала наступления союзников на Сомме, но ждать пришлось долго, ибо своих солдат в жертву тому же «союзническому долгу» английское и французское командование приносить не спешило.
Зато Юго-Западный фронт перешел в наступление на целых десять дней раньше запланированного — русских солдат во имя спасения западных союзников не жалели ни в 1805 году, ни в 1914-м, ни в 1945-м…