И, чтобы придать большую определенность своей Должности, он собственноручно дописал: «Французской Республики».
Так он стал президентом республики, которой еще не было.
Собрание, большинство членов которого стояло на монархических позициях, загудело. Тьер успокоил депутатов:
— Сейчас, — говорил он лидерам правых, — вы разделились на легитимистов, орлеанистов, бонапартистов. Что вы можете? Когда вы договоритесь между собой, мы создадим «единую монархию»… А пока нам нужно временное правительство. «Пусть будет Республика, ведь какое-то название нашему режиму необходимо дать…
В знаменитом Пакте от 10 марта говорится: «Нашей задачей является преобразование государства… Когда она будет выполнена, мы сможем сказать: мы получили израненную, кровоточащую, чуть живую страну теперь она немного оправилась. Пришло время придать ее существованию стабильную форму. Клянусь, что тогда мы не станом уклоняться от решения проблем, остающихся пока в стороне».
8 июня собрание проголосовало за отмену закона о высылке, что позволило легитимистам и орлеанистам вернуться во Францию.
Граф Парижский, внук Людовика-Филиппа, герцог Омаль, принц де Жуанвиль и герцог де Шартр прибыли в Версаль, а граф де Шамбор, сын герцогини де Берри и внук Карла X, покинул Бельгию, чтобы поселиться в замке Шамбор.
Правые, уверенные в скорой реставрации монархии, приободрились. Все это не помешало, однако, 31 августа депутату Риве предложить Собранию окончательно закрепить за месье Тьером титул президента Французской Республики.
Доверчивые монархисты, положившись на обещания марсельца, согласились, и предложение Риве было принято 491 голосом против 94.
В ожидании, пока дом на Елисейских полях будет готов, Тьер с женой и свояченицей временно расположился в префектуре Версаля.
Эти две женщины, плохо одетые, жадные, лицемерные мещанки, вступили в правление Францией.
О скупости мадам Тьер можно судить по одному анекдоту: однажды, когда княгиня Трубецкая завтракала у президента, месье Тьер извлек из вазы персик и предложил его гостье. Персик оказался гнилым.
Смутившись, президент протянул княгине другой, и та с улыбкой приняла его и тут же отложила в сторону, поскольку он был ничем не лучше первого.
Месье Тьер был в отчаянии. Внезапно он просиял: он заметил роскошные персики на сервировочном столике. Тьер приказал было подать их княгине, но неожиданно вмешалась его жена:
— Нет, друг мой, эти персики приготовлены к обеду.
В декабре 1871 года монархисты, видевшие, что Тьер принял герцога Омаля, который утверждал, что слышал от него следующее заявление: «Республика — дрянная девчонка, стоит пустить ее в дом, как она своим непотребным поведением распугает всех, собравшихся в нем», — стали проявлять признаки нетерпения.
Адольфу еще удавалось успокоить их. Но в начале 1872 года он внезапно перешел в наступление:
— Мы должны держаться Республики. Она — законное наследие Империи…
На этот раз монархисты поняли, что их одурачили. Через несколько месяцев месье Тьер, подзуживаемый женой и свояченицей, которые чрезвычайно гордились своим положением, подтвердил свое «предательство», заявив:
— Республика существует. Рассуждать о другом режиме, значит провоцировать новую революцию…
Собрание (большинство членов которого составляли монархисты) решило бойкотировать Тьера и лишить его возможности присутствовать на прениях.
— Отныне вы имеете право обращаться к Собранию лишь в письменном виде, — заявили ему. — Если вы захотите, чтобы мы вас выслушали, вам следует подать заявление не менее чем за двадцать четыре часа до заседания.
Тьер был в ярости, кричал, что он не «боров, которого откармливают взаперти, и не политический евнух».
Шла весна 1873 года.
23 мая герцог Бролье выступил против Тьера. Президент смог ему ответить, согласно новому положению, лишь на следующий день.
Когда он закончил свою речь, председатель Собрания объявил:
— Заседание будет продолжено, когда президент Республики покинет Собрание.
Тьер вскочил:
— А если я займу президентскую трибуну?
— Я прикажу вынести ее! А также, если понадобится, и все остальные трибуны! — последовал ответ.
За выражение недоверия президенту проголосовало 360 человек при 344 голосах против.
Президент вернулся домой взбешенный.
— Я сформирую новое правительство…
Мадам Тьер почувствовала и себя оскорбленной решением Собрания.
— Нет, — сказала она, — не нужно создавать нового правительства. Нам нанесли обиду, и мы уедем… В противном случае мы вскоре подвергнемся новым нападкам.
В тот же вечер под напором жены Тьер подал в отставку.
В то время, когда Тьер решил уйти с политической арены, а его жена паковала посуду, скатерти — все, вплоть до дверных ручек, — собираясь покинуть префектуру Версаля, Собрание обдумывало кандидатуру нового главы государства. В 11 часов вечера убежденный монархист Патрис Мак-Магон, герцог Маджентский, был избран президентом исполнительной власти.
Правые ликовали.
— Как только легитимисты и орлеанисты договорятся, Генрих V займет престол, — говорили они.