Загадочный мужчина

— Я разорвал тебя в клочья, напрочь, — пробормотал он.

— Ничего, немного замороженного теста для печенья поможет залечить и это, — вернула я.

— Полное дерьмо, Сладкий Горошек.

И мое тело опят среагировало на его слова.

— Не называй меня так, — огрызнулась я.

Он снова проигнорировал меня.

— Мы были «мы» неделю, чертову неделя, а я причинил тебе такую глубокую боль.

— Господи! — Воскликнула я, снова отталкивая его от себя. — Ты когда-нибудь уйдешь?

Он удивил меня, отойдя на шаг назад. Затем он снова удивил меня, подхватив, перегнув и закинув меня себе на плечо.

— Хок! — заверещала я, молотя ногами, пока он нес меня в мою спальню. — Опусти меня!

Он отпустил, наклонившись и скинув меня с плеча, я летела, приземлившись на спину, подпрыгнув на своей кровати.

Я поднялась на локтях и открыла рот, чтобы что-то сказать, точнее заорать, но увидела в темноте, как он расстегивает свою ширинку.

Дерьмо!

Я перевернулась, пытаясь бежать, и почти добрался до другой стороны кровати, когда была поймана за талию и отброшена назад.

— Ты не можешь оставаться здесь на ночь, — сообщила я ему, но моя спина уже была прижата к его груди.

Он отпустил меня только для того, чтобы накрыть нас одеялом, но этого времени мне не хватило, чтобы совершить побег. Затем он свернулся рядом со мной, придвинувшись намного ближе, чем обычно, прижав меня своим телом, заблокировав мои ноги своей, положив сверху, и крепко обернув свою руку вокруг моего живота.

Затем он поднял голову и произнес мне на ухо:

— Давай спать, Гвен.

О Боже мой!

— Ты что обкурился? — взвизгнула я.

Его ответ на мой вопрос — его язык слегка коснулся кожи у меня за ухом, а потом он положил голову на подушку.

Он точно обкурился. Полностью.

— Я не могу поверить, что ты…, — зашипела я.

— Спи, детка.

Я боролась с его рукой, но она была словно из металла, поэтому я перестала и сказала:

— Я... не... верю тебе.

— Детка, давай спать.

Я слегка утихомирилась на его слово «детка», мне пришлось. Малейшее движение, я знала разобьет меня вдрызг.

Но я не могла также успокоить свою боль, поэтому объявила:

— Я переезжаю в Бостон.

Он усмехнулся, глубоко по-мужски, и я почувствовала, его теплое дыхание у себя на волосах, на затылке, когда он сказал:

— Детка.

Господи!

Я попробовала еще раз.

— Ты не можешь оставаться здесь, Хок.

Его рука сжалась, он приподнял голову и прошептал мне на ухо:

— Ты живешь в Крутом Мире, детка. Предупреждаю, пока я не исправлю то, что разорвал в клочья, ты останешься здесь.

Ох.

Вот дерьмо.

Глава двадцать девятая

Я была неправа

Я проснулась перед рассветом, небо начало уже светлеть, я чувствовала горячее тело Хока, прижимающееся к моей спине.

Черт.

Я осторожно, чтобы не разбудить, выбралась из-под него, откинула одеяло, отыскала свои трусики и бросилась в ванную комнату. Я уселась на унитаз, натянула трусики и отправилась к своему термостату. Температура была низкой, для ночи не особенно комфортной. Я подкрутила реле вверх и пошла в свой кабинет. Я бросила диванные подушки на подлокотник, а потом накрылась сверху пледом из синели. Потребуется некоторое время, чтобы дом нагрелся. Синель была на ощупь мягкой и приятной, всегда приятно было ее накидывать на себя во время просмотра телевизора, но она не была ультра теплой.

Я лежала и раздумывала над очередной стратегией, как мне выйти из нынешнего затруднительного положения. Я могла бы поехать к Тэку, но он бы неправильно истолковал мой приезд, в любом случае, мне сначала нужно было разобраться самой в себе. Я могла бы пожаловаться Лоусону на Хока, но мне будет трудно ему объяснить, почему, после того, как мы закончили наши отношения с Ястребом, я все же позволила ему себя трахнуть.

Мда. Звучит как-то не хорошо.

Хок сказал, что придет за мной, даже если я уйду к Лео и Кэм. Мередит и папа вернулись в свой дом, но Хок уже доказал, что он может спокойно проникнуть и в их дом тоже. Трой жил на седьмом этаже в охраняемом кондо, но мне почему-то казалось, что эту систему безопасности Хок тоже победит, не обратив внимание на высоту.

Мда. Еще больше становилось все не хорошо.

Потом совершенно против моей воли, мои мысли вернулись к Симоне Дельгадо, которая любила своего брата, волновалась за него, а особенно за племянника, который должен был вот-вот появиться на свет.

Я понимала ее чувства.

Я также понимала весь тот гнев, перемешанный с горем, со стороны Хока, когда она взяла с собой дочь, как мать ей не стоило этого делать, она же знала, что тот район опасен. Я также понимала, почему он испытывал чувство вины из-за своего экстремального характера работы, он любил ее и его скорбь от потери перемешалась с гневом. Казалось бы, невинное решение с ее стороны, но он знал, что там опасно и предостерегал ее от этого, но она не послушалась, и в результате, счастливой, красивой семьи, фото которой он мне показывал, не стало. Пуф! У него осталась только на память фотография и их прощание тем утром, когда он ушел служить стране, не догадываясь, что эти слова станут последними.