Он двигается медленно, лениво, покусывая моё тело, пробуя на вкус, придерживая мои ноги чуть ниже колен, запрещая отодвинуться даже на миллиметр. Вколачивается с такой силой, что кровать бьется о стену под нами. Слышу как стена стонет от таких ударов.
Что сказать обо мне? Кажется, что не выживу, не выдержу, умру.
Нарастающая пульсация между нами опьяняет меня. Кажется, что я упаду, хотя некуда падать; простыни шевелятся подо мной, словно волны.
- Ох. Ох. – приходится цепляться за его мокрую спину, пальцы скользят и я впиваюсь ногтями, царапая его, стараясь удержаться. – Майлз!
Сама не понимаю, как греховно произношу его имя. Слово из пяти букв срывается с моих губ стоном так пошло, будто я говорю нечто развратное.
Он в ответ лишь смеется и ускоряется, подбрасывает меня.
- Моя милая девочка. Моя Колибри… Моя красивая птичка. – голос мужчины сбивчив до хрипоты. – Он сжимает мою грудь, терзает губы, не забывает ни об одном кусочке тела.
Тело обмякает, становится неподвластно мне; кровь с шумом струится по моим венам, разнося наслаждение. Чувствую кончиками пальцев сладостную истому. Оргазм так силён, что у меня в глазах темнеет и становится трудно дышать.
Мое тело становится лодкой посреди буйного океана, взволнованного волнами оргазма. Не потонуть мне дают только сильные руки Майлза, крепко удерживающие рядом с собой.
Мужчина кончает шумно, наполняя своим семенем, которого так много, что моё тело оказывается не готовым принять все. Белая жидкость стекает по ягодицам. В состоянии дурмана я даже не способна подумать о том, что могу забеременеть.
Мозг атрофировался.
Прижимаюсь к нему, стараясь найти успокоение. Сердце бьется, как ошалелое. Кажется, оно может пробить грудную клетку.
Мы лежим обнявшись минут пять, а может быть больше. В тишине слышно только как стучат наши сердца, как единый часовой механизм: слаженно и сильно.
Я лежу голая и насытившаяся, как кошка, под чужим мужчиной, который не приходится мне мужем. Сорвала голос повторяя его имя, как влюблённая девочка под любимым мужчиной. Мое тело прекрасно втирается ему в доверие, даже не лжёт ему.
А душа? Противна сама себе. За то что так покладисто раздвинула ноги перед ним. Пропавшая женщина.
Тошно с себя.
Я предала брата. Саму себя. Свою семью.
Успокаиваю себя, что это все ради того, чтобы втереться в доверие и сбежать, отомстить за свою семью. Он должен думать, что я приняла его, влюбилась.
Майлз.
Аня ушла. Насовсем ли?
Раньше Яна бодрствовала только ночью, но последние две недели засыпала и просыпала рядом со мной только Яна. Я постоянно со страхом пытался проверить, она это или нет?
У меня развилась фобия.
Мой единственный страх.
Смотрел в ее глаза и искал ответ. Постоянно спрашивал себя – Аня или Яна? Яна или Аня? Кто из них говорит со мной?
Ласковая Колибри въелась под мою кожу, заструилась как наркотик, отравляя кровь. Ее глаза ослепляли меня, выжигая все остальное. Не видел ничего кроме нее. Идеальная и любящая.
Яна смеялась, широко улыбаясь и делая меня счастливым.
Готов был покрывать ее поцелуями с ног до головы, такая медовая она была. Моя девочка. Хорошая и ласковая. Любого бы порвал за нее. Разодрал бы руками на лоскуты.
Моя. Моя.
Никому отдам.
Как ревнивый мальчишка. Из дома не хочу выходить, оставлять ее не на секунду.
Зураб Басиев повёл себя странно. Не логично.
« Вы убили моего сына. Часть моего сердца умерла вместе с ним, теперь во мне гниет плоть и я не могу с этим ничего сделать. Я живой мертвец. Если Вы хотите искупить свою вину перед Аллахом, не загубите жизнь моего второго дитя. Не играйте с ней. Или отдайте мне, или поклянитесь, что лучше умрете, чем отдадите в руки Алиеву.»
Стоило клясться в том, что я никогда не сделаю? Не отдам никому, ни Алиеву ни кому другому. Сводит зубы только одной при одной мысли, что до нее кто-то может коснуться взглядом.
Яна в любом платье – олицетворение женственности и красоты. Даже в самом скромном и закрытом она сексуальна и порочна. При одном взгляде становится плохо, член каменеет до боли в паху.
Мне нравится в ней эта скромность, не желание быть заметной. Она раскрывается только рядом, становится настоящей.
Колибри готовит потрясающие завтраки. Сервирует стол в считанные секунды. Она умеет приготовить что угодно даже если в холодильнике шаром покати.
С ее появлением дом ставится настоящим домом, не просто зданием с дизайнерским ремонтом. Яна очень хозяйственная и домашняя, у нее золотые руки. Не могу поверить, что у нее одна кровь с Рамазаном.
У меня никогда не было семьи. Я никогда не сидел за столом, который накрывали домашней едой и ждали тебя к ужину. Мишка Зале из моего детства не имел даже кровати.
Родители пропили все, что стоило хоть каких-нибудь денег. Мы спали на одном матрасе с мамой и папой пока я не стал совсем большой. Тогда отец Луки Ханзи предложил мне перебраться в комнату сына, там было место для нас двоих.
В двенадцать лет я ушёл из дома родителей и стал жить с ними.
Яна ставит передо мной тарелку с ароматными сырниками, наливает свежесваренный кофе. Все безупречно.