- С такими мужчинами, как Лука и Майлз, не получится нахрапом. Нельзя топнуть ножкой и сказать, что ты так не хочешь. Заставят. Скрутят и заставят. Они привыкли все контролировать, упрямцы. Только лаской и женской хитростью можно склонить их на свою сторону.
Рита скептически выгибает бровь, а я как заворожённая слушаю Алису. У меня никогда не было особо подруг с которыми я бы смогла поговорить о мальчиках. Харам. Тем более, мне не с кем было говорить о серьёзных отношениях, сексе и мужчинах.
Все, что я знала – все было из книг, фильмов и из отношений с Майлзом…
- Я бы не сказала, что перечу ему…
- Но ты и не показала, что … согласна с ним по всем вопросам. – Алиса подмигивает мне. Мы снова чокаемся и выпиваем самогон.
Голова становится совсем лёгкая.
- Да ладно. Один минет и он твой со всеми его потрохами. У него на лбу написано, что хочет тебя. – Рита залпом допивает горючее. – Я вот с детства влюблена в мужчину, а он меня не замечает… Для него я назойливая мелкая телка, сестра друга. Даже если я встану на мостик и удовлетворю его в таком положении – ничем не смогу удивить…
У этой девушки явно странная манера излагать свои мысли. Очень грубая и пошлая, даже не мужская. Не все мужчины так напролом, в лоб говорят.
- Это кто-то из наших? – Алиса щурится, у нее тоже стали совсем пьяные глаза. Еле сидит на стуле, покачивается из стороны в сторону.
За все время знакомства с этой девушкой, впервые вижу ее серьезной и даже немного грустной. Даже в больнице, когда на нас нападали – она играла роль, не была испугана до чертиков.
Рита кивает, наливая еще самогона себе.
- Мне было четырнадцать лет, мы жили тогда в Ростове с родителями. Лёва окончил училище и работал в местном ОМОНе. Обычная ростовская семья, ничего примечательного. Жили мы не бедно и небогато. Как все. – Мы снова делаем по глотку. На этот раз никто из нас не морщится. Самогон греет изнутри и притупляет все чувства. Мы расслабляемся и поддаёмся несущему нас течению. Голос Риты убаюкивает. – Как-то летом я решила пойти на дискотеку, сбежала ночью тайком из дома. Я же малая была, в голове ветер! Натянула юбку покороче, да макияж поярче. Хотелось выглядеть старше. Мы в тот день танцевали так, что я ног не чувствовала, просто летали над танцполом. Мне казалось, что я самая счастливая на этом свете.
Потом мы с подружкой пошли домой, две курицы малолетние. Ей-богу, мы были бесстрашные. На часах было три утра, а мы топаем в частном секторе, где ни души… Дуры. Конченые дуры.
Видимо кто-то наверху решил преподать нам урок, чтобы не повадно было так себя вести.
Мимо нас проезжала машина, не помню уже не цвет ни марку. Она на такой скорости пронеслась, что мы испугались, что она собьёт нас к чертям.
А она по тормозам, визг шин на весь частный сектор и заднюю к нам…
Тогда мы обе поняли сразу, что все… капец нам…
Из машины вывалилось два мужика, лет по пятьдесят. Такие обычные русские мужики, чьи-то папочки. У обоих по кольцу, женаты. Одеты тоже поублюдски просто: застиранные жёнами рубашки и дешевые джинсы. Просто рабочие с завода.
Один из них, с огромным пузом, таким большим, будто десяти килограммовый арбуз сожрал, подходит так близко, что чувствуем у него изо рта пахнет коньяком.
Спрашивает: - И почем нынче стоят такие крали?
Мы растерялись, испугались до колик в легких, прижались к друг другу. Говорим: Извините, Вы нас с кем-то перепутали. Мы домой торопимся, нас родители ждут.
А они смеются и постоянно на землю сплевывают.
- Кто Вас ждёт, шалавы? Посмотрите на себя? Значит выдерем Вас за бесплатно!
Один из них хватает подругу за волосы и тащит в машину. Она пытается сопротивляться, падает на колени, раздирая их в кровь, кричит во все легкие, а он только пинает ее. Не останавливается.
Я тоже начала кричать и брыкаться, пыталась отбить ее, но второй так ударил меня, что на секунды я отключилась от боли. Он выбил мне передний зуб и рассек губу.
Мы своими криками переполошили все дома. Люди начали включать свет, пытаться выйти во двор, но никто не остановил их, не помог.
А мы продолжали цепляться за последние соломинки.
Меня приложили три раза головой о дверцу машины, пробивая ее к чертям.
Мне было так адски больно, я шевелиться не могла, боялась, что убьют. Расчленят.
Нам повезло. Домой с дежурства возвращался один из коллег Левы и узнал меня. Хотя на моем лице было столько крови, что поражаюсь, как ему это вообще удалось.
Мне было четырнадцать. Для меня это было концом…
Когда брат принёс меня на руках в больницу в обморочном состоянии, местный хирург, который дежурил – пообещал зашить лицо и вправить вывихи, но предупредил, что останутся шрамы.
Помню, как он сказал:
- Лёва, ну ты понимаешь, что она будет как Франкенштейн? Посмотри на ее лицо? Оно все разодрано! Даже не знаю, как его аккуратно зашить.
Они думали, что я без сознания и не слышу их.
Брат ответил ему, что главное, что я осталась жива, остальное неважно. Но мне было важно!