Загадочный Шекспир

Венера падает на землю в расстроенных чувствах, инсценируя обморок. Адонис верит, что ей плохо, что она умирает от его недобрых слов. «Ее он за нос тянет, губы греет. То схватит пульс, то пальцы ей согнет. То щеки треплет. Словом, как умеет беду отвлечь старается…» – Шекспир в очередной раз заставляет читателя улыбнуться. Сцена точно не мифического происхождения и ничего общего с высоким стилем Овидия не имеет.

Кое-как склонив Адониса к поцелую, Венера так и не получает желаемого: ее любовь остается безответной, Адонис равнодушен к чарам богини. Уже ночь, и он сообщает, что утром идет с друзьями на вепря. Венера пытается его отговорить, то ли придумывая, то ли действительно чувствуя дурное предзнаменование. Она советует Адонису охотиться на не представляющих опасности животных. Здесь Венера упоминает чуму:

Горячка, немочь, злые лихорадки,

Слепое помешательство, чума,
Болезнь в костях, чьи злобные припадки
Бунтуют кровь, а мозг скрывает тьма.

Образы, возникающие при прочтении этих строк, близки современному Шекспиру читателю. Они вызывают желаемые ассоциации, понятные каждому – не только тому, кто сумел окончить Кембридж. Итак, Шекспир ведет повествование, в какой-то момент вкладывая в уста Адониса довольно-таки зрелые мысли о любви, похоти, сладострастии. Здесь, скорее всего, сам автор пытается говорить вместо своего героя. Но бесполезно – спор с Венерой кажется бесконечным и прерывается лишь когда Адонис умудряется ускользнуть от нее на охоту, несмотря на опустившуюся на землю тьму.

Венера всю ночь мучается и страдает от неразделенной любви, а утром пускается на поиски Адониса. Как и в других произведениях, здесь Шекспир гениально показывает контраст между несколькими сценами: сначала Венера полна страсти, Адонис отвергает ее, но в тексте присутствует легкость, юмор – позже в первой части «Ромео и Джульетты» молодые люди будут так же бездумно радоваться жизни. После Венера страдает одна и терзается дурными предчувствиями – страницы поэмы заполнились грустью и тоской брошенной женщины. А в конце – трагедия с присущим Шекспиру размахом обрушивается на читателя, с безудержной силой сметая всю легкость и беспечность, что до этого присутствовала в тексте. Смерть Адониса и искреннее горе Венеры заставляют проливать слезы и печалиться ничуть не меньше, чем нелепая смерть двух влюбленных из Вероны. Стиль Шекспира вполне узнаваем: внешняя легкость, искрометность, юмор резко меняются местами с собственными «антиподами»…

Венера, обнаружив мертвого Адониса, посылает людям проклятия: отныне любовь будет всегда омрачена печалью, ревностью, ложью:

Пусть явится причиной войн и смут,

Отца и сына перессорив в доме…
Раздоры в ней рожденье обретут:
Так пламени источник скрыт в соломе.
Раз губит смерть моей любви расцвет,

Пускай любви не ведает весь свет!

В финале, согласно мифу, Адонис и у Шекспира превращается в цветок, который прижимает к груди безутешная Венера: «Я сердца теплотой тебя согрею и каждый миг и каждый час опять цветок любимый буду целовать». Таким образом, Шекспир одну сцену, запечатленную великими художниками, творившими примерно в одно время с ним, превратил в чудесную поэму, которую эротической можно назвать лишь отчасти, имея в виду первую треть повествования. Популярность поэмы вполне объяснима: ее раскупали, потому что она была понятна людям из всех сословий общества, она написана просто и ясно, притом сильно и талантливо. Чувства, обуревающие главных героев, понятны большинству. В отличие от «Метаморфоз», «Венера и Адонис» Шекспира – не миф и не легенда, а реальная история трагической любви простой богини, так и не нашедшей обычного женского счастья…

Многие годы спустя критика, отмечая успех поэмы среди современников Шекспира, тем не менее писала о «сыроватости» произведения, списывая этот недостаток на относительную неопытность автора. Но стоит отметить, что поэма прекрасно отражает стиль и более позднего Шекспира. По большому счету, «Венера и Адонис» – небольшая повесть о любви в стихотворной форме. Как и в его исторических пьесах, которым часто ставят в вину несоответствие реальным историческим фактам, в поэме нет полного «соответствия» мифу. Драматург, не изменяя себе, пишет о людях, а не о богах, королях или неких непонятных «итальянских» персонажах, далеких, казалось бы, от жизни обычного англичанина. Он превращает высокие страсти не в низкие, но вполне объяснимые и вызывающие сочувствие эмоции своего современника. Человека, который пришел в театр из соседнего трактира, после травли медведей, после тяжелых трудовых будней, но и в равной степени после бала во дворце или раннего обеда у королевы…