Загадочный супруг

Двадцатого мая Таунсенд лежала в постели, наблюдая, как лучи раннего солнца играют на потолочных балках, и размышляя о том, что она в последний раз просыпается в этой комнате под пенье жаворонков и перезвон колоколов бродхемской церкви, к которым примешивались фальшивые звуки рожка пастуха, выгонявшего коров на пастбище. Как ни странно, эта мысль не опечалила ее. Напротив, она даже зажмурилась от внезапного прилива радости, оттого что это в последний раз. Да, детство кончилось. Сегодня день ее свадьбы.

«Мне так повезло, – думала она. – Повезло, что судьба свела меня с таким человеком, как Ян Монкриф, и что родители согласились на наш брак, несмотря на неподобающую краткость знакомства. Судьба распорядилась так, что этот необыкновенный человек желает меня и, возможно, – да, да! – возможно даже немножко любит».

Таунсенд слегка покраснела от этой мысли и повернула голову, чтобы взглянуть на шкаф. Ее свадебное платье висело внутри, завернутое в полосы шуршащей папиросной бумаги, надушенной бродфордской лавандой. Вчера миссис Бартон вернулась из Норвича для последней примерки, а затем Кейт подарила ей драгоценности, которые должны быть на ней во время венчания: жемчуг ее матери и некоторые драгоценности Кейт. И на туалетном столике, завернутые в пучки мха, чтобы не завяли, лежали цветы, перевитые светло-лиловыми лентами; она украсит ими волосы и возьмет в церковь.

Таунсенд надеялась, что Ян одобрит цветы, выбранные ею и Констанцией, что он не станет смеяться над всем, что они сделали, и не сочтет их старания чересчур провинциальными. Она проводила целые дни, мучаясь над каждым пустяком, проявляя раздражение и нерешительность, совершенно ей несвойственные. Никогда прежде не чувствовала она пропасть между норфолкским воспитанием и миром, который герцог Войн называл своим; он был утонченным и светским человеком, близким другом короля Франции, и в последнее время Таунсенд испытывала все больше опасений, что ее молодость и неопытность будут его несколько стеснять. Ей было бы гораздо легче, если бы она могла признаться в своих опасениях самому Яну, но это было невозможно. Ян был в Шотландии, и Таунсенд не могла позволить себе докучать ему письмами. Разумеется, у него и так было достаточно хлопот в Бойне, чтобы надоедать ему вопросами о предстоящей свадьбе. Кроме того, как сказала проницательная Констанция только на прошлой неделе, всех мужчин отчаянно раздражает любое напоминание о свадьбе. Она, конечно, не могла заставлять Яна Монкрифа ломать голову над такими пустяками – украшать алтарь розами или гвоздиками. Таунсенд со смехом признавала, что единственное желание Яна – чтобы свадебная церемония была короткой и по возможности менее сентиментальной. Поэтому она постаралась сделать все как можно проще – ограничила число гостей и пышность приема, на чем сначала настаивали ее отец и Кейт. Она также постаралась занять свои руки, мысли и сердце, принимая участие во всех домашних хлопотах, которые были неотъемлемой частью жизни в Бродфорде весной.

Тем не менее дни, казалось ей, тянутся слишком медленно, в ней проявились какие-то новые черты – она стала нетерпеливее, и то, что прежде успокаивало ее, – получение эссенции из трав и лепестков, починка и проветривание зимних вещей, уход за новорожденными ягнятами и телятами, посадка растений и рыхление лавандовых клумб – стало почему-то ее тяготить. Возможно, ее просто огорчала необходимость так долго ждать того дня, когда она станет женой Яна. А может быть, это был вечно терзавший ее страх того, что однажды утром она проснется и окажется, что все это было лишь сном, или что Ян передумает, когда вернется.

Во всяком случае, Таунсенд могла успокоить себя тем, что он вернулся в Норфолк, как обещал, три дня тому назад, хотя ей ни разу не разрешили повидаться с ним. Он остановился в замке Хаутон, так как жениху и невесте не подобало до свадьбы жить под одной крышей. С его приездом Волполы устраивали всякого рода развлечения в его честь: званые ужины, биллиардные турниры, охоту на болоте, но все это были забавы для холостяков, на которые не приглашалась ни одна из дам замка Бродфорд. И потом, гордость не позволяла Таунсенд расспрашивать Париса или Геркуля, которые не пропускали ни одного из этих увеселений, о самочувствии и настроении Яна.

С другой стороны, Ян был внимателен и не упускал возможности прислать ей письмецо в Бродфорд, хотя Таунсенд втайне признавалась себе, что, на ее взгляд, письма были слишком краткими и прозаическими. Она стыдилась того смятения, которое охватывало ее всякий раз, когда она нетерпеливо срывала печати с этих писем и обнаруживала, что в них нет тех объяснений в любви, которых она так страстно ждала. Возможно, Кейт была права, говоря, что Ян Монкриф – человек сдержанный и что ей не следует слишком многого от него ждать, но в глубине души Таунсенд отказывалась этому верить. Ощутив сладостный жар его поцелуев, испытав трепещущее желание, которое он пробуждал в ней, она была уверена, что он человек сильных страстей.