Загадочный Восток

Все это было уже после смерти Хаджи I Гирея. Он ушел из жизни с ощущением гордости, удовлетворенности тем, что создал независимое Крымское ханство. Он еще создал удивительную систему управления. Ведь в Крыму было представлено огромное количество разных интересов. Кстати, колониями Генуи в то время владел банк Святого Георгия. То есть это не было владение Генуи, это было владение банка. У генуэзцев и венецианцев всегда правили банки. Таким образом, Хаджи-Гирей должен был учитывать все интересы, в том числе православного княжества Феодоро. А еще были турки, остатки Золотой Орды, литовцы, московские гости-купцы. И поэтому он создал диван, то есть управление, по силе почти равное себе. И в этот диван, что интересно, входил калги-султан (его заместитель), и обязательно входила старшая жена или мать. Это уникальный случай. Более того, после его смерти были претенденты на руку и жены, и мамы.

А еще он решил основать столицу в Бахчисарае, хотя этот процесс закончился после его смерти. Гирей пытался ввести некую регулярную систему налогообложения. Правда, это было безумно трудно в условиях Крыма, в условиях местной неравномерности развития. Вот, например, высокоразвитый торговый центр, фактория Генуи, и совсем рядом скотоводы, владельцы стад, которые они гоняют по Крыму, уничтожая при этом земледелие. Как со всеми договориться, справиться!

Интересно, что после него, да и при нем тоже, половину валового продукта составляли грабежи! Официально, в казну! Не сельское хозяйство, не скотоводство. Так было с глубочайшей древности. Эта цивилизация кочевников, если ее можно так назвать, она навсегда осталась совершенно своеобразной. Но ни Хаджи I Гирей, ни его дети не дожили до величайшего расцвета Крыма. Взлет развития Крымского ханства — это вторая половина XVII века. Знаменитый турецкий писатель этого времени Эвлия Челеби, конечно, приукрашивает, но пытается рассказать, как Крымское ханство расцвело, став вассалом Османской империи, вассалом турецкого султана. Это было при сыне Хаджи.

Сам Хаджи I Гирей умер, будучи уверен, что есть свободное, независимое Крымское ханство. Ну, наверное, поэтому его и прозвали Ангелом, мы упомянули это в начале нашего рассказа. И вот в «Книге путешествий» Эвлия Челеби писал о диване, правилах и обычаях эмиров из рода Чингисидов. Для него они без сомнения Чингисиды. «Хан обладает казной монаршей, которая, согласно правилам падишахов османских, равняется казне бейлербея румелийского». То есть это сравнение с ушедшей Византией, с Римом…

И дальше еще несколько слов о казне: «Все ханы получают деньги для своей казны из таможни в Кафе, а ее начальник, согласно правилам падишахов османских, через своих распространителей и казначея совершает надзор над расходами ханских врат блаженства». Ну и так далее. Хотят рассказать, как хорошо быть вассалами турецких султанов. «Гиреи располагают собственной монетой, османские же деньги в Крыму между татарами хода не имеют и в Кафе не имеют применения. На монетах этих виднеется надпись». На монетах начертано: «Султан Мехмед Гирей хан, сын Селямет Гирей хана, — да велика будет его победоносность. Чеканено в Бахчисарае». Итак, расцвет, золото, богатство, текут рекой деньги, которые выжимают отовсюду, где можно, — таково вообще основное занятие этих народов…

А вот, пожалуй, у Хаджи-Гирея, помимо всего этого, была идея свободы, независимости и попытка извернуться между самими дикими силами, не вступая в сражение с родственниками. Вот в чем, мне кажется, его достоинство: он не сражался ни с дядюшкой, ни со своими братьями. Может, так сложилось. Сразу убегал в Литву и там прятался. А потом приходил оттуда с войском, которое применял иногда, очень редко, и против родственников.

Менгли I Гирей (в центре) со своим сыном и наследником Мехмедом Гиреем (слева) и османским султаном Баязидом II (справа). Турецкая миниатюра, XVI в.

Нельзя говорить о Крыме и не упомянуть о Бахчисарае и Пушкине. В 1822 году Пушкин был в этом удивительном городе. Он видел то, что воздвиг мастер Омер в 1764 году в память о рано умершей жене очередного хана, Крым-Гирея, — Диляры-Бикеч. Она была то ли грузинка, то ли черкешенка, а в семье Раевских говорили, что, может быть, это была полька Мария Потоцкая. Кем бы она ни была, но поэт в коротких строках передает с удивительной силой ощущение величия, за которое сражался и которым гордился наш герой. Но Пушкин видит все как-то совсем по-особому: