Загляни в свое сердце

Вечером пошли в баню. Хозяин с Гошей и Пироговым остались играть в биллиард, а генерал с полковников, Семён и приехавший начфин Курков решили попариться, а потом голыми искупаться в озере. Взяли с собой водки, коньяку, фруктов, ледяное бутылочное пиво.

Генерал лежал на верхнем полке, в облаках пара. Нестерпимый жар обжигал кожу, проникал в горло, легкие. Семён хлестал его дубовым веником, вытирал с лица катившийся градом пот, ноги чесались. Было хорошо. Сзади его обдал холодной водой Харитонов. Семён вскрикнул. Генерал радостно рассмеялся. Курков отсиживался на нижнем полке, похлопывал себя по телу ладонями, посмеивался.

–Завтра с утра все на охоту. Ты, Семён, с хозяином будешь на номере, мы с Пашкой, – кивнул на полковника. – На подстраховке. В лесничестве уже всё приготовлено, ждут. Ох, как мы охотились в степи на волков с вертолёта… Хозяина звал, не хочет лететь. Говорит, с воздуха – не настоящая охота. А-а, не понимает он в этом ничего…

–Летом охотились? – спросил снизу Курков.

–Зимой. А раз в пургу попали. Да, – генерал сел, шумно вздохнул. Харитонов окатил его водой. Семён лег на место генерала, закрыл глаза и тут же почувствовал, как хлестко обожгла кожу листва веника – Гудков стал парить с потягом.

Минут пять в парной царила тишина.

–Павел, на, похлещи Семёна, руки устали.

Генерал медленно, неуклюже спустился с полок на пол, достал из ведра с холодной водой бутылку пива, открыл её зубами, стал жадно пить, блаженно отдуваясь. Полковник, с таким же потягом, продолжил мучить Семёна.

Гудков поставил недопитую бутылку обратно в ведро, потянулся.

–Искупаемся?

Дверь открыли, полыхнуло прохладой и свежестью. С гортанными криками и смехом помчались по траве к воде. В темноте сверкали белые ягодицы.

Семён рухнул в воду, поплыл. Блаженство.

Так бы жить, без забот и проблем, радоваться бытию.

Только так не будет…

* * * * *

После прямого и откровенного объяснения с Семёном, Катя словно взорвалась изнутри, поняв, что заинтересовалась этим странным мужчиной по-настоящему. И чем больше она размышляла над неожиданно нагрянувшим чувством, тем сильнее погружалась в него. Но это ещё была не любовь. Это была какая-то неосмысленная тяга,

стремление видеть его, говорить с ним, обладать им физически – жадно, страстно, похотливо, изливая накопившуюся в себе за долгие недели нервного напряжения, неуверенность и страх перед, пришедшим к ней новым положением разведенной женщины.

Панин первым заметил в ней перемену.

–Катя, ты стала другой.