Заглянуть за горизонт

Осознав, что происходит, Катя стала молча отбиваться, не теряя времени на крик и возмущение. Отчим, дыша в лицо перегаром, мычал что-то невразумительное, прижимал девочку к постели, одной рукой ухватив за заплетённую на ночь косу и сдёргивал пижамку. Изловчившись, Катя сильно укусила его в плечо и впилась ногтями в глаз. Николай заорал, ослабил хватку, свалился с края узенькой односпальной кровати, но продолжал сжимать в кулаке рукав старенькой футболки с медвежатами, с которой Катя не хотела расставаться и перевела в разряд «ночнушек». Катя вывернулась, изношенная ткань треснула по шву, и девочка выбежала из комнаты, оставив в руках насильника оторванный рукав. Отчим даже не сделал попытки преследовать девочку, перевернулся на бок, сжимая в руке измятую тряпочку и захрапел.

«Бежать! Срочно бежать из дома! Куда? К маме? Ночь на дворе. Как я попаду на дачу? К Серёжке? Что я ему скажу? – Катя зашлась в рыданиях. – К подружкам? Стыдно-то как. Противный старый дядька шарил по моему телу и слюнявил мерзкими губами лицо».

Мысли разрывали черепную коробку, голову ломило так, что глазам было больно смотреть на полоску света от уличного фонаря, проникающую сквозь красную кухонную штору в горошек. Храп за дверью прекратился. Девочка в ужасе вскочила, замерла, сжалась в комочек в углу кухни. Мерзкие раскаты возобновились, перебиваемые несвязным бормотанием. На цыпочках подойдя к своей комнате, Катя прислушалась. Крысёныш матерился во сне, поминая всех родственников и их прародителей.

Катя вернулась в кухню. «Не спать, главное, не спать, – твердила она себе. – Дождусь рассвета и уйду на улицу. Лишь бы он не проснулся! Мама обещала приехать к девяти, чтобы успеть переодеться и на работу убежать. Дождусь и всё ей расскажу, – шептала девочка. – И что я ей скажу? Что её муж сволочь и подонок? Она его точно выгонит. А как же Сонька? Останется без отца, как и я. Ну и что? Переживёт, не она первая. А если мне не поверят?» – шарахнулась Катя от своего предположения.

Маленькая фигурка в отчаянии скорчилась на стуле, обхватив дрожащими руками взлохмаченную голову. Горькие слёзы катились по опухшему личику, искусанные от бессилия губы потрескались и кровили.

Она так и не уснула в эту страшную ночь, ожидая рассвета, и размышляла, прикидывала, спорила сама с собой. Результатом её тягостных раздумий стало наглухо закрытое сердечко.

Катя пришла к мысли скрыть ужасный инцидент. И кто ей помешал бы? Кто подсказал бы другое решение? Не было рядом человека, к которому можно было прийти со своей бедой, болью, страхом. Не было…

«Как же стыдно, что меня лапал крысёныш, – подводила итог одинокая девочка, ставшая взрослой за ночь. – Этот гад – мой отчим, и он вроде бы даже относился ко мне как к дочери. Раньше по крайней мере. Маму жалко так, что скулы сводит. Каково ей будет узнать правду про мужа? Да и Сонька, какая б ни была, а всё ж сестра. Совсем ребёнок ещё. Пусть живут, как жили. А я справлюсь».

Это стало девизом, рефреном всей дальнейшей Катиной судьбы: справлюсь сама! Сколько их, таких девчонок, взваливших на себя неподъёмный груз обид и горечи? Сколько искалеченных судеб и раздавленных жизней?

Катерина. Утро всё-таки настало…

Часов в семь крысёныш выполз из Катиной комнаты, опухший и помятый. Жадно глотал воду из-под крана, пил таблетки от похмелья и плескался под душем.

Катя, стараясь не встречаться с ним взглядом, прошмыгнула к себе в комнату, собрала грязное постельное белье и включила стиральную машинку, чтобы ничто не напоминало о гадкой прошедшей ночи. Испорченную футболку разрезала на мелкие кусочки и затолкала в мусорное ведро. Отчим, кажется, ничего не помнил о случившемся, а когда увидел в зеркале свой расцарапанный глаз и синяк на плече, пристал к падчерице:

– Где я так зацепился? Вроде не дрался ни с кем. Не помню, башка совсем чугунная.

– Не знаю, такой пришёл, – буркнула девочка в ответ, а сама сжала зубы так, что они захрустели. «Вот бы врезать сейчас по этой мерзкой морде, чтобы черепушка треснула и мозги наружу вывалились».

– А чего я дрых на полу, да ещё в твоей комнате?

– Где упал, там и дрых. Что мне тебя таскать, что ли, пьяного?

– Посмотри, какая цаца! Могла бы папку и перетащить на кровать.

«Папку? – маленькое сердечко затрепыхалось, не в силах справиться с болью. – Ты монстр, настоящий козёл, а не отец!» – кричала Катюша про себя. «Молчи, Катя, молчи, он ничего не помнит, – убеждала себя девочка. – И не надо. Так лучше».

Мама с Соней приехали рано. По дороге успели поругаться: Сонька страсть как не любила рано просыпаться. Ей бы поспать до обеда, потом поваляться всласть, наесться маминых или Катиных блинов. Вот это жизнь! А тут подняли ни свет ни заря, запихнули в маршрутку и подгоняли всю дорогу.

– Что-то ты грустная, Катюша. С Серёжкой поругалась, доченька?

Материнское сердце что-то чуяло, рванулось к девочке, но только чуть-чуть, на краешке подсознания. Ну сделай шаг вперёд, вглядись в своего ребёнка, почувствуй, распознай её боль! Но нет, не поняла… не увидела… не помогла…