Загнанная в угол

— Я смотрю на это оптимистически, Вениамин Михайлович. Когда эта запись окажется в прокуратуре, они быстро выяснят, где в этот момент был ваш шофер и, даже если у него и не окажется алиби, хоть один завмаг из тех, что попали в кадр, признается, что деньги предназначались не вашему шоферу, а лично вам.

— Меня предал Луганов? — тихо спросил Тимофеевский.

— Нет, он тут ни при чем. Боюсь, что и он вместе с вами загремит под фанфары. За содействие.

— А если я сейчас возьму и просто пристрелю тебя, курва?! — попытался запугать меня Тимофеевский и опустил руку в карман халата.

— Не советую. Во-первых, видеозаписи сразу пойдут по назначению, так как я, естественно, предусмотрела такое предложение с вашей стороны, во-вторых, как сказал булгаковский герой: «У самих револьверы найдутся», — процитировала я Шарикова и тоже опустила руку в карман, пытаясь сохранять видимое спокойствие, — а в-третьих, у меня имеется для вас вариант получше.

— И какой же?

— Вам не обязательно фигурировать на суде в роли соучастника убийства, а также гомосексуалиста и взяточника. Достаточно предстать перед народными заседателями и любопытными гражданами доведенным до отчаяния человеком, который в состоянии того же аффекта убил любовника своей жены.

— Чего-чего?

— Объясняю популярно. Вы пришли домой и застали Елизавету Андреевну в постели с молодым прощелыгой. Тот, вместо того, чтобы немедленно уйти, опустив очи долу, начал на вас наезжать. Вы не смогли стерпеть унижения и ударили его по голове тем, что подвернулось под руку, а именно — подсвечником. Наглый проходимец скончался на месте, хоть вы этого и не желали. Вы испугались, спрятали труп в погребе, потом перезахоронили его, но, не выдержав мук совести, решили-таки пойти в милицию и все рассказать. Судить вас будут лишь за то, что вы не сообщили обо всем сразу. Думаю, что, учитывая ваши заслуги перед Отечеством, чистосердечное раскаяние и жалея вас как опозоренного мужа, граждане судьи дадут вам не больше пяти лет общего режима. А там, глядишь, подоспеет очередная амнистия. Конечно, такого поста вам больше не видать, но зато вы — народный герой. Честь ваша не запятнана, и добрая память о вас вечно будет жить в сердцах людей! — закончила я речь на высокой ноте.

Тимофеевский молчал. Он находился в тягостных раздумьях.

— Ну же, Вениамин Михайлович, решайтесь. Думаю, что Елизавету Андреевну мне удастся убедить сотрудничать с вами. Ей ведь, в противном случае, светит отнюдь не условный срок. А так — года три условного режима за недоносительство.

— А если она не согласится? — спросил администратор, и я поняла, что он склонен принять мое предложение.

— Тогда кричите: караул!

Тимофеевский хлебнул еще «Мартини», и его глаза подернулись розоватым туманом. Алкоголь возымел над ним некоторое действие, и администратор стал менее раздражительным.

— А переговоры с ней будешь вести ты или мое присутствие тоже потребуется? — спокойно спросил он.

— Пожалуй, я справлюсь одна. Так вы согласны с моим предложением?

Вениамин Михайлович шумно вздохнул, сделал еще глоток горячительного напитка и совсем скис. Теперь он сидел насупившись, думая о своей тяжкой доле и полностью меня игнорируя.

— Вы согласны? — повторила я вопрос после продолжительной паузы.

— А? — рассеянно отозвался он, посмотрев в мою сторону. Вид у него был такой, словно он впервые меня видит. — А… Да, согласен, — и добавил: — Пока согласен.

— Не понимаю?

— Потом поймешь, — хмыкнул он и уже оживленнее произнес: — Нам, наверное, нужно обговорить детали? Ведь меня будут допрашивать по всей форме, полагаю?

— Несомненно. Сумеете сейчас сосредоточиться?

— Вполне, — вяло прозвучал его ответ.

— Что ж, начнем с того, куда вы дели орудие убийства?

— Спрятал. Спрятал на случай, если пришлось бы утихомирить Елизавету.

— То есть? Вы хотели ее убить тем же подсвечником или представить его суду в качестве улики против нее?

— Хм, — зловеще усмехнулся Тимофеевский, скривив уголок рта, — убить я ее мог бы и из пистолета, если б понадобилось. Ну, разумеется, второе. Там же остались отпечатки ее пальцев.

— Понятно, — кивнула я. — Очень хорошо. Теперь вы пометите этот подсвечник своими пальчиками, а в милиции скажете, будто подспудно чувствовали, что в конце концов явитесь с повинной, а потому и не выбросили его. Этой ерунде поверят. Теперь второе и очень важное. В тот день, а вернее, в тот поздний вечер, на чем вы могли бы отвезти труп в Скатовку? Надеюсь, что, кроме служебной машины, у вас есть еще какая-нибудь?

— А если нет? — спросил он и ехидно сощурился.

— Тогда тоже кричите: караул! На тот вечер служебную машину можно легко вычислить, стояла она в гараже или…

— Ладно, не распаляйся. Есть.

— Ну и чудненько. А теперь скажите, какой она марки? Какой имеет цвет? Ее номер и серия?

— А это еще зачем? — удивился он.

— Пойду для убедительности вашим свидетелем.

— То есть?

— Скажу, что видела вас в лесу, когда вы закапывали труп. Считайте, что я помогаю вам.