Загнанный (СИ)

— Но чего стоит ложный Ильич без Партии? — не обращая внимания на реплику Рыкова, спросил Сталин, и сам же ответил — Ничего не стоит ложный Ильич без Партии. Совсем ничего. И потому в ряду наших забот эта забота — последняя. Это даже не забота, а так… камешек в сапоге. Камешек, которого давно нет.

— А если вдруг появится — легко вытряхнем, — добавил Дзержинский.

Позже, когда он и Сталин курили в садике у дома, отдыхая от гостеприимства Рыкова, Коба спросил:

— Насчет камешков… Тогда, в Горках, исчезли не только тела Ленина, его жены и сестры. Еще ведь часть обслуги недосчитались. Повар, санитар, даже доктор. Не иголка.

— Двенадцать человек, Коба, двенадцать человек. Не иголка. Двенадцать иголок. Но — если они молчали тогда, если молчат по сей день, то либо они погибли в те дни, от газов, или от иных причин. Либо решили молчать. Мы их, конечно, ищем, но людишки-то дюжинные, из простых. Один только доктор — заметная фигура. Не просто доктор, а целый профессор, Виктор Петрович Осипов, кафедрой заведовал. Такие люди бесследно не исчезают. А он исчез. За границей не всплыл, в Москве, и в Ленинграде тоже не появлялся, — Дзержинский никогда не называл Ленинград по-старинке, Петроградом. — За женой установлено наблюдение, задействованы лучшие агенты, но — нет, никаких признаков бытия. Других тоже проверили, местных — печника, дворника, шоферов. Ничегошеньки. Пусто.

— Так не бывает, — сказал Сталин.

— Ты прав. Бесследно исчезнуть двенадцать человек, даже пятнадцать, если считать Ильича, Миногу и Фифу, не могут. Сами по себе не могут.

— Следовательно, что?

— Следовательно, их кто-то исчез. У кого были возможность, был мотив, были средства.

— И кто же этот человек?

— Троцкий! — ответили оба одновременно.

— Да, отряд Близнюка. Близнюк на эти штуки мастер, — сказал Дзержинский. — Но, поскольку дело было в январе, а сейчас сентябрь, я бы за жизнь той обслуги, включая профессора, не дал бы и чарки рыковской водки.

Глава 18

21 декабря 1924 года, воскресенье

Дети Карла Маркса

— Шах и мат! — сказал Ильич буднично.

— Вам дьявольски везет, мистер Рабин, — ответил Майер, владелец букинистической лавки, расплачиваясь за проигрыш.

— Везет — это когда умирает троюродный дядюшка, которого вы никогда не видели, и оставляет вам миллион. А это, — Ильич показал на шахматную доску — есть проявление закономерности. В юности я провел немало часов за шахматной доской. Бывало, игрывал с признанными мастерами, и однажды даже победил самого Ласкера. Правда, в сеансе, — добавил он скромно.

— И кто же давал сеанс? Вы, или господин Ласкер? — но Майер повеселел. Всё-таки проигрыш тому, кто обыграл Ласкера, не позор. Это даже в какой-то степени почётно. Получается, он и Ласкер играют в одну силу!

— Вы всё шутите, мистер Майер, — сказал Ильич, помещая пятидолларовую банкноту в тощий потрепанный бумажник.

Пять долларов — крупная сумма. Обычная ставка в Центральном Парке — пятьдесят центов, редко доллар. Но мистер Майер — владелец магазина, а он, Бен Рабин — свободный художник, им по доллару играть не пристало. Лопни, но держи фасон! Майер и в Одессе имел книжный магазин, но после пятого года решил, что второго шанса жизнь может не дать, и приехал сюда. Магазинчик у него был небольшой, но на жизнь хватало, а что проиграл пять долларов — так они завтра или послезавтра вернутся: мистер Рабин время от времени покупал у Майера книги по теории искусства. Для конспирации. Он же художник!

Ильич, то есть мистер Рабин даже дал Майеру несколько полотен на комиссию, и, о чудо, на прошлой неделе кто-то купил одну картину: «Восход Земли над Марсом»: голубой пятиугольник над красной равниной. Двадцать пять долларов, не шутка!

Распрощавшись с Майером, Ильич отправился к себе. Квартирка у него была не слишком хороша, но зато располагалась в квартале, где живут начинающие адвокаты и врачи. То есть люди, подающие надежды. По опыту Ильич знал, что в таких кварталах полиция действует предельно аккуратно, и обитателям старается не докучать: начинающим адвокатам только дай повод показать молодые зубки. Вторым большим плюсом была хорошая звукоизоляция: обычный разговор в соседней квартире услышать было невозможно.

На спиртовке он вскипятил воду, опустил чайный пакетик. Чай по-американски ему поначалу не нравился, но он оценил изящество решения. А вкус, что вкус… Американский вкус!

Проф и Улан пришли ровно в девять, как и договаривались.

Поздоровались, сели за стол, но чая им Ильич предлагать не стал. Не за чаем они пришли.

Зато завел граммофон, приготовил пластинки с музыкой Бетховена. Звукоизоляция сама собой, а музыка сама собой. Собрались любители классической музыки, здесь это в привычку.

Первым начал Проф:

— Каждый из главарей трёх крупнейших банд, контролирующих торговлю спиртным, азартные игры и проституцию в Бронксе, получит послание, в котором ему будет предложено ежемесячно передавать «Карлссонам» трети прибыли. В противном случае главари будут уничтожены. Написаны послания в тоне сухом, деловом, без надрыва, как о деле обыкновенном.