Загнанный зверь

Никто ничего от него и не ожидал, за исключением Верны, которая в тот день, когда Дуглас продал кларнет, хоть терпеть не могла пронзительные звуки, ушла в свою спальню и зарыдала. Расставание с кларнетом — это было совсем не то, что постепенное охлаждение к керамике, к поэзии и ко всему прочему. В продаже кларнета она видела нечто безвозвратное, для нее это был удар кулаком в солнечное сплетение. Горе ее было настолько искренним и сильным, что Дуглас пригласил врача. Однако, когда пришел врач, он как будто больше интересовался Дугласом, чем самой Верной. «Вашему мальчику нужны хорошие укрепляющие средства», — сказал он на прощание.

Завтра «мальчику» исполнится двадцать шесть лет.

— Самое малое две сотни, — сказала Верна. — В конце концов, у него день рождения, а она ему сестра.

Верна на ночь накрыла платком клетку с канарейкой, проверила, хорошо ли прибралась прислуга на кухне, перед тем как уйти, и прошла в кабинет, где Дуглас читал, лежа на кушетке. На нем были расшитые бисером мокасины и ворсистый купальный халат с засученными рукавами, из-под которых выглядывали настолько худые и тонкие кисти, что они казались без костей. Волосы у него, как и у Элен, были темные, а серые глаза, подобно хамелеону, изменяли свой цвет в зависимости от окружающей среды. В мочках маленьких, как у женщины, ушей были проколоты дырочки. И в правом ухе он носил тонкое кольцо из золотой проволоки. Из-за этой крошечной серьги Верна не раз ссорилась с сыном, но Дуглас продолжал ее носить.

Услышав, что в комнату вошла мать, он отложил книгу и встал с кушетки. Верна с удовлетворением подумала: «По крайней мере я воспитала в нем уважение к женщинам».

— Иди переоденься, дорогой.

— Зачем?

— У меня будет гость.

— Но не у меня же.

— Пожалуйста, не спорь со мной. У меня и так начинается приступ головной боли. — В распоряжении Верны был целый батальон приступов. Они накатывали на нее как орды туземных войск; стоило покончить с одним, как уже наготове был другой. — К нам придет мистер Блэкшир. Возможно, насчет денег.

И она рассказала ему о своей версии насчет акций Эй-Ти-энд-Ти, завалявшихся в ящике письменного стола. Дуглас слушал со снисходительной, скептической улыбкой, легонько подергивая золотую сережку.

Этот жест раздражал Верну.

— И ради всего святого, сними эту штуку.

— Почему?

— Я тебе уже говорила, ты с ней выглядишь как дурачок.

— Не согласен. Возможно, я выгляжу не таким, как другие, но не дурачком.

— А почему тебе так хочется казаться не таким, как все?

— Потому что я и есть не такой.

Он протянул руку и ласково погладил мать по щеке. Верна уклонилась.

— Ну, мне это кажется…

— Тебе все только кажется. А для меня все существует.

— Не понимаю я таких твоих речей. И насчет серьги не будем больше спорить. Сейчас же сними ее.

— Ладно. Зачем же кричать?

Вокруг губ Дугласа образовалась тоненькая белая полоска, а вены на висках вздулись от сдерживаемой ярости. Он отцепил серьгу и швырнул ее в угол комнаты. Она отскочила от стены и упала на светлую пластмассовую крышку клавикордов, по которой соскользнула в щель между басовыми клавишами.

Верна отчаянно вскрикнула:

— Ну смотри, что ты наделал!

— Я сыт по горло твоими приказаниями.

— Ты испортил мое пианино. Еще один счет за починку…

— Ничего с ним не сделалось.

— Как бы не так. — Она подбежала к инструменту и левой рукой проиграла гамму. Клавиши «до» и «ре» не заело, но звук стал дребезжащим. — Ты его испортил.

— Ерунда. Я это в два счета исправлю.

— Не вздумай прикасаться к нему. Тут нужен специалист.

Верна встала с вертушки и поджала губы так, словно их схватило цементом.

Глядя на мать, Дуглас подумал, что одни женщины с годами раздаются, другие съеживаются. Его мать съеживалась. С каждой неделей она становилась все меньше и меньше, и когда Дуглас называл ее старушкой, это был не ласкательный эпитет, именно такой он ее и считал. Верна была старушкой.

— Я очень сожалею, старушка.

— В самом деле?

— Ты сама это знаешь.

— Стало быть, ты пойдешь наверх и переоденешься?

— Ладно.

Дуглас пожал плечами, как будто заранее знал, что мать настоит на своем, да это было не так уж и важно, потому что у него были свои способы заставить Верну пожалеть о своем тиранстве.

— И не забудь повязать галстук.

— Для чего?

— Другие мужчины носят галстуки.

— Не все.

— Не возьму в толк, почему ты сегодня такой строптивый.

— На это можно посмотреть и с другой стороны. Приняла бы ты какую-нибудь таблетку.

Проходя мимо пианино, он провел указательным пальцем по клавишам и улыбнулся своим мыслям.

— Дуглас!

Он помедлил в дверях, запахнув халат и придерживая его полы у талии.

— Да?

— Сегодня днем я повстречала в городе Эви с ее матерью.

— Вот как?

— Эви спрашивала о тебе. Была очень любезна, если учесть то, что произошло, — расторжение брака и так далее.

— Я также буду любезен с ней, если доведется встретиться.

— Она очень милая девушка. Всякий скажет, что вы были прекрасной парой.

— Не будем заниматься раскопками.

— Может, есть какой-нибудь шанс, что ты снова захочешь повстречаться с ней? Она не просила меня об этом, но я чувствовала, что она тобой очень интересуется.