Заговор

В комнате повисла тишина. Яна закрыла лицо руками, привалилась спиной к стене и медленно осела сначала на корточки, а потом повалилась на колени, будто мусульманин, собравшийся делать намаз.

Я подошел к рабочему столу и откатив от него кресло на колесиках поставил его к журнальному столику, рядом с креслом Григория.

— Может девочку отпустишь и поговорим?

— Конечно отпущу. Тем более, Яночка очень четко назвала свой терновый куст, которого она боится. Сейчас, Максим, секунду, я с Яной один вопрос решу, и мы с тобой непременно поговорим.

Он повернулся к по прежнему сгорбленной женщине и ласковым голосом спросил:

— Ну что, милая, куда тебя отправить? К нашим охранникам в домик? Или к профессорским? А может ты вообще супер приз выиграла, и ближайшие три дня в казарме проведешь? Помнишь, у Губермана, «идея, брошенная в массы, что девка, брошенная в полк». Что с идеей происходит мы знаем. У нас этим отдельный человек занимается. А вот что с тобой, милая, за пару дней в казарме станется — это мне честно очень любопытно. Да не рыдачь ты так, не надо. Ты ж пойми, милая, у всего есть своя цена. Вот ты меня за восемьдесят квадратов жилплощади и десять миллионов продала. Ну что ж, хоть не самая дешевая цена, и на том спасибо. И знаешь что, я для Максима уточнить хочу. Пока ты милая нас не оставила. Ты так здорово описала, как хозяин тебя на стол заваливал и насильничал, я аж прослезился тут в кресле. Только вот что-то я не пойму, ты о каком хозяине говорила? Если я правильно наше с тобой, кххм, первое близкое знакомство помню, то у меня в голове да, стол всплывает. Только вот ты не на столе, мною терзаемая, а как раз наоборот, под стол сама, меня изрядно этим удивляя, залезающая и прям таки самостоятельно и, даже без каких-то с моей стороны намеков, ширинку мне расстегивающая. Или мне память изменяет? Это я Максим Александрович, для тебя сейчас при Яночке говорю, чтобы она могла меня поправить коли я лгу. Нет? Яночка, не подводит меня память? Самостоятельно, без малейшего на то с моей стороны намека ко мне под стол залезла, так? Ну и ладушки. Иди, иди к себе милая, жди, зайдут за тобой. И чтобы глупости не делала. Ты о сыночке своем подумай, ты ему еще нужна.

Беззвучно рыдая Яна вышла из комнаты.

— Ну что же ты, Максим, в самом деле? Ну то, что ты моих людей переманивать начал, что против меня и профессора замышлять стал, ну это ничего, это нормально, это в пределах прогноза. Ты верно сказал, мы не друзья, виски по утрам не пьем. Это ладно. Но что ж ты меня так унизил, что предположил, будто я прослушку только в комнате поставил? Ну ты же видел, сколько у меня книг в кабинете. Это же прям литературное клише: спрятаться в душе и включить воду. И вот уже можно секретничать. Ну право, обидно. Чувствую себя героем дешевого детектива.

Глупо. Я действительно повел себя очень глупо.

— Мне стыдно, сейчас я повторю статую Каина из сада Тюильри, постою так минуту и мы поедем дальше, ок?

— Ну конечно ок. Надеюсь, Максим, мы друг друга поняли? То, что я открыто к тебе в комнату пришел, а не стал крутить тебя с Яной, надеюсь этот жест моей доброй воли ты оценишь по достоинству. Только прошу, не делай ошибку, не путай мою добрую волю со слабостью. Я с теми, кто мои надежды предает, жестко поступаю. Яну, если честно, только ее сыночек сегодня спас. Только для него я ее накажу, но не смертельно. А вот ты, коли взбрыкнуть вздумаешь, на такую лояльность можешь не рассчитывать. Чем больше у меня надежд на человека, тем и спрос с него выше. А на тебя, милай, на тебя у меня ой как много надежд.

Григорий на мгновение задумался и, взглянув на часы произнес: