Заговор

— Ну, во-первых, для них, — Дзантиев показал пальцем в крышу машины, — для них Титов не свой, а бывший. Не забывай, я эту систему изнутри знаю, как никак и мой золотник труда в ней есть. Они ведь живут в бинарной системе. Ты либо свой, либо чужой. Тут середины не бывает. Они же вечно воюют с кем-то или с чем-то. А на войне есть только мы и они, свои и чужие. Это миф, что есть нейтралитет. Как не бывает чуть-чуть мертвых или немножко беременных. Просто есть пока свои или пока чужие. Потому для них, — он снова ткнул пальцем вверх, — ты или за, или ты против. Тебе, вернее нам, повезло. Сегодня мы свои, а Титов — чужой. А собственная операция, — долгая пауза, — собственную операцию я конечно обдумывал. Вот только какие бы у нас не были силы, сделать так чтобы твоей шефской тушкой не рисковать, никак не выходило. Шансы вытянуть тебя живого и не дать твоим гостеприимным хозяевам таблетки уничтожить у федералом сильно выше нашего был. Я знаю, что ты так не думаешь, но все же скажу вслух. Это не признание моей некомпетентности. Это и есть профессионализм, за который ты мне платишь, уметь трезво оценивать свои возможности.

Через час я сидел в беседке на берегу реки Кубань. На столе громоздились блокноты, ручки, планшеты, телефоны, кофейные чашки, пепельницы. За столом, кроме меня и Дзантиева, сидели еще четыре человека. Все в тяжелых ботинках, синих джинсах, белых рубашках и дорогих пиджаках. Все под шестьдесят лет, все как будто клиенты одного парикмахера, с ежиком коротких седых волос. Все — сотрудники ФСБ. Три генерал-лейтенанта и полковник, хозяин дачи, мой куратор, отчаянно потеющий и постоянно протирающий лоб белым платком. Я впервые общался с тремя генералами. Двое, заместитель директора ФСБ и руководитель отдела по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом прилетели из Москвы. Третьим генералом был руководитель УФСБ по Краснодарскому краю.

В который раз я подробно, практически поминутно рассказывал свою историю. С раннего утра четверга, 6 апреля, по утро сегодняшнего дня, 12 апреля. Сначала меня просили рассказывать только сухие факты. Затем с комментариями. Выводы. Предположения. Задавался миллион уточняющих вопросов. От номера машины девятки, в которой к мемориальной арке подъехал террорист, до описания людей, ужинавших в доме Титова в первый вечер.

С дачи куратора мы с Дзантиевым уехали только в районе шести часов вечера. Предварительно мы подписали целую стопку бумаг о неразглашении, подписки о невыезде и еще сотню различных формуляров и бланков.

Я лежал в своем доме, на своей постели и думал. Скоро мой 37-й день рождения. Я счастлив. У меня есть все, о чем можно мечтать. И мне совершенно не скучно.

Послесловие

Разумеется, никто не ставил меня в курс о ходе расследования. Регулярно меня посещали следователи или я приезжал в здание УФСБ по Краснодарскому краю на улицу Мира, или в их центральный офис на Лубянке в Москве. В какой-то момент я уже сам предупредил моих интервьюеров, что от такого количества повторений одной и той же истории я невольно начинаю украшать ее выдуманными подробностями.

Из тех обрывков информации, которая доходила до меня, я узнал, что первым дал откровенные признательные показания ни кто-нибудь, а Антон Зимин, Зима. Именно с его показаний началось распутывание клубка и строительство доказательной базы.

Постепенно, из обрывков фраз, из задаваемых мне вопросов и, разумеется, из собранных Русланом Дзантиевым данных я смог, более-менее точно, воссоздать роли, которые играли во всем этом действии мои вольные и невольные знакомые.