Заговор

— Ай молодец, ай умница! Другой бы на его месте вопил и карами небесными грозил, а он ничего себе, шутит. Нет Максим, не опасаемся мы. Просто реакция на увиденное у вас может быть разная. Поэтому не взыщите, но пока вы в таком вот положении останетесь. Кстати, уже пора. Вы в окошко смотрите, сейчас интересное начнется, поверните его к окну пожалуйста.

Как и в любой будничный день по улице Красной двигалось много машин, по широким тротуарам спешили люди, в сквере прогуливались пенсионеры. Ничего необычного я пока не видел. Затем я обратил внимание на синюю девятку, она медленно, медленнее других машин, ехала с включенной аварийкой по не четной стороне улицы с севера, от Дома книги. Прямо напротив администрации, напротив памятника казакам, машина остановилась и с пассажирской стороны на тротуар выбрался молодой человек, черноволосый, бородатый, в темном спортивном костюме. Он обошел машину, не торопясь открыл багажник и вытащил из него трубу длиной метра полтора. Еще раз обошел машину, подойдя к капоту, обернулся к зданию администрации и улыбнувшись во весь рот приветственно помахал рукой. Затем он вскинул трубу на плечо, повернулся к скверу Жукова, замер. Выстрела я не услышал, но мой мозг сам нарисовал мне в воображении какой-то свистяще-шипящий звук. Из трубы вылетел снаряд, пролетел справа от бюста Жукова и влепился в правую колонну Мемориальной арки. Раздался взрыв, крупные и мелкие осколки камня и облицовочной плитки пыхнули фонтаном во все стороны накрыв случайных прохожих. Арка чуть просела, но не упала.

Мужик с гранатометом отбросил трубу на тротуар, не торопясь подошел к памятнику казакам. Встал чуть по диагонали, лицом к администрации и спиной к Мемориальной арке, расстегнул ширинку и начал мочиться на постамент. Затем, так же не торопясь застегнулся, подошел к ожидавшей его машине, сел на заднее пассажирское место. Машина очень плавно, без визга и пробуксовок отъехала от тротуара и исчезла из вида.

В голове у меня стояла звенящая пустота. Я снова был оглушен эмоциями. Мне что-то говорили, меня откатили от окна, развернув лицом к столу. А в глазах у меня стоял взрыв арки и кусок камня, как будто в замедленной съемке, летящий по дуге прямо в голову проходящему деду.

— Максим, вижу вас впечатлила демонстрация? А теперь скажите мне, Максим Александрович, зачем вы этот теракт организовали?

Глава 16

— Максим, вижу вас впечатлила демонстрация? А теперь скажите мне, Максим Александрович, зачем вы этот теракт организовали?

Ощущение бреда и сюрреальности на долю секунды накрыло меня. На долю секунды я подумал, что это никакое не окно, это искусно выполненный в формате окна киноэкран. А если это просто окно, то на улице точно разворачивалась не реальная трагедия, а фарс. Это не правда, это не может быть правдой, это кино, постановка, я зритель спектакля.

Любой человек, получая неприятную информацию, проходит несколько стадий. Отрицание, гнев, торг, апатия и наконец принятие неизбежного. Я хорошо контролирую свои чувства, моя рациональность всегда подавляла мою эмоциональность. Поэтому на чувства у меня ушло буквально полторы секунды. За это время я, как на скоростном экспрессе, пролетел по всем пяти станциям принятия. Особенно мне понравилось на второй остановке. Я второй раз за последнее время почувствовал бешенный гнев. Но не классический гнев получившего плохое известие человека. У меня не было абстрактной злости на всех и вся. Мой гнев был исключительно адресным. Объект моего гнева стоял справа от меня. И хотя я не видел мужика в розовом поло, но я отлично себе представлял его образ, все так же стоящий со скрещенными на груди руками и чуть щурящийся на солнце. Я много раз уже за последние дни делал что-то второй раз в жизни. Я дважды видел пистолет, направленный мне в живот. Дважды я оказывался статистом в чьем-то разыгранном спектакле. Только что я второй раз в жизни добавил человека в список людей, которых я уничтожу. Я по-прежнему не знал, кто такой Зима. Я даже не знал имени человека в мокасинах. Но я знал, что оба они уже мертвы.

— Вижу вы впечатлены. Признаться, я и сам впечатлен, отличная работа друзья, — человек в спортивном пиджаке говорил с едва заметными взвизгивающими нотками, очевидно, что он сам отчаянно нервничал.