Заговор

Очень, очень плохо. Я верил словам этого ублюдка. Я умею отличать правду от лжи. Я видел, что он говорит правду. А приступ головной боли вместе с действием принятых таблеток подтверждали его слова. Итак, я снова в роли марионетки. Наверное, у меня накопился колоссальный кармический долг, раз я оказался в подобном положении. У меня в жизни есть железное правило: действуй сам, а не реагируй. Есть люди активные, к которым я никогда не относился. Они могут активно реагировать на какие-то внешние факторы, мысли, идеи, задания или задачи. И есть люди проактивные, которые и формируют под себя, под свою потребность мысли, идеи, задания и внешние раздражители. Я всегда считал себя проактивным. Именно я формировал пространство, в котором я обитал. Но вот уже третий день я, как послушный пудель, иду на поводу у дрессировщика и выполняю какие-то трюки. А теперь на меня надели этот химический поводок. Не в переносном, а в самом что ни наесть буквальном смысле. И для поддержания жизни мне не только сами таблетки нужны, мне еще и порядок их приема нужно каждый раз уточнять. Такая вот двухкомпонентная защита. И мало того, в любой момент принимая таблетки я не могу быть уверен, что мне верный номер последовательности сказали. Эдак меня и убрать со сцены, дистанционно, имея абсолютное алиби, легко можно. Очень, очень плохо!

— Задумался, соколик, ай задумался, — расхохотался Григорий. — Ну что, господа, я считаю, что мы уже можем нашего гостя расшнуровать и выпить с ним мировую. Что скажешь, Максим Александрович, выпьем за знакомство, и уже перейдем на ты? Нам с тобой о-го-го какие дела предстоит совершить, мы с тобой в историю войдем, я это точно знаю. Ты уж нас прости, что мы тебе права выбора не даем. Но знаешь, на Кубани так встарь было, женили казаки своих детей, порой и против их воли, но стерпится слюбится, и мы с тобой сдружимся-слюбимся, будем жить долго и счастливо, Сергей Дмитриевич, расшнуруй Макса, будь добр.

Мужик, изначально принятый мною за военного, подошел, достал из кармана складной нож и перерезал удерживающий меня скотч. Я и не знал, что так много мужчин носят в карманах складные ножи. Что это, веяние моды или дворовое детство?

Руки и тело сильно затекли. Я не замечал этого пока оставался статично стоять примотанный к тележке, но как только смог шевелиться, все тело моментально заныло. Будто я спал на асфальте.

— Подходи, Максим Александрович, давай выпьем за знакомство, — повторил свое предложение Григорий.

В импортных странах есть такое понятие, «права Миранды». Вы, наверное, в фильмах видели, как американские копы арестовывая подозреваемого говорят ему о том, что он имеет право хранить молчание. Так вот, дело в том, что люди не умеют молчать. Вернее, люди не хотят молчать. Еще Дейл Карнеги в своих достаточно спорных книгах писал, что если хочешь подружиться с человеком — слушай его. Не говори, а слушай. Попробуйте прийти на переговоры и молчать. Вы увидите, как ваш контрагент начнет сыпаться. Очень мною уважаемый Юлиан Семенов устами, на тот момент еще сотрудника колчаковской пресс-службы, Максима Максимовича Исаева, сказал, что диалогом управляет тот, кто задает вопросы. А вот и нет. Диалогом управляет тот, кто умеет молчать. Поэтому я решил молчать.

Я потянулся, отошел чуть в сторону и не обращая внимания на окружающих сделал несколько упражнений. Поприседал, наклонился, потянулся. Судя по ощущениям тела, я находился в неподвижности как минимум несколько часов.

— Вот молодец, дорогой мой, вот умница, — закудахтал доктор, — я вам всем всегда говорю, зарядка и физические упражнения это залог долгого физического и умственного здоровья.

Не обращая внимания на доктора, я подошел к столу и взял единственный нетронутый бокал с виски, поднял его, в приветственном салюте сделал рукой полукруг и пригубил. Чертовски вкусный виски, люблю Аберфильди. Не ставя стакан на стол я перешел к окну, оперся на подоконник левой рукой и легко присел на него. Удачная высота, ноги продолжают стоять на полу, но вес полностью перешел на подоконник.

Стоящие мужчины как-то неловко скомкались. Они явно не понимали, что же делать дальше. Все украдкой посматривали на Григория Титова.

— Максим, а ты что, не хочешь спросить, для чего мы тебя пригласили? — Видно было, что и Григорий не так себе рисовал мизансцену после моего освобождения.

— Гриш, ты меня, во-первых, не приглашал, а принес. Ну или прикатил. Уж не знаю, я спал. А во-вторых, ты мне и так все расскажешь, давай уже, я жду. — Пусть привыкает, я в его подданные никак не намерен вступать.

По желвакам на лице Григория было видно, что он уловил издевку в моих словах. Ну ничего, пусть ест. Он меня без моего ведома к себе на кухню привел, пусть не обижается, что теперь у него еда пересолена будет.