За дверью помолчали, не сразу придумав, что ответить. Потом тот же человек, объяснил:
— Мы заблудились, выдь, покажи дорогу!
— Не могу, — отказался я, — хвораю!
Такого поворота разговора он явно не ждал, опять долго думал, что сказать. Потом повторил попытку:
— Это ничего, что ты хворый, ты только дверь открой, да покажи куда ехать!
Теперь наш разговор уже напоминал историю волка и семерых козлят.
— Зачем мне выходить, я могу и отсюда объяснить, — ответил я. — Вы куда едете?
С находчивостью у моего собеседника были явные проблемы, он опять не нашелся, что сказать, и долго придумывал подходящий довод:
— Мне еще кое-что у тебя нужно спросить, — наконец промямлил он. — Ты не бойся, я тут один.
До этого момента в разговоре фигурировало множественное число, но я не стал придираться к мелочам, ответил по-своему:
— А я и не боюсь, только говорить мне с тобой неохота!
— Почему? — впервые сразу же отреагировал он.
— Неохота и все, иди своей дорогой, я спать ложусь!
— А ну пусти меня! — заорал давешний бас и так сильно ударил в дверь, что засов едва не отлетел.
— Навались, ребята! — рявкнул тот же низкий голос, и ребята навалились, что было мочи. Теперь они колотили по-настоящему, и засов начал сдаваться. Мои женщины замерли на лавках, удивленно слушали переговоры, еще до конца не понимая, что происходит. Я отошел от двери и с пистолетами в руках ждал, когда она падет. Однако силы нападающих иссякали, дверь держалась, только что сильно тряслась. Удары прекратились, и опять в переговоры вступил давешний «парламентер»:
— Отвори, Алексашка, прошу по-хорошему! А то мы тебя заживо спалим! Подохнешь без покаяния! Все равно ты от нас никуда не денешься!
Теперь, когда не нужно было выкручиваться и хитрить, он разговаривал вполне бодро и уверено.
— Какой еще Алексашка? — спросил я. — Здесь нет никакого Алексашки!
— Как так нет? Ты ври, да не завирайся, я тебя сразу по голосу узнал! — воскликнул он, но, как мне показалось, не очень уверенно.
Кажется, действительно произошла ошибка, ребята, судя по предыдущим переговорам, были не так хитры, чтобы сходу придумать такую версию. Нужно было как-то решать ситуацию пока не случилось ничего плохого.
— Отойдите от двери, я сейчас выйду, но учтите, у меня самопалы, кто дернется, убью! — закричал я. — если с моим человеком что случится, вам мало не покажется!
За дверями тихо заговорили, скорее всего, совещались. Наконец решили:
— Ладно, отходим!
Я открыл дверь и выглянул наружу. Незнакомые мне люди стояли в пяти шагах от двери и смотрели на меня во все глаза. Я вышел с пистолетами наготове. Никого из них я не знал, как и они меня. «Парламентер», крепкий, ладно скроенный мужчина в синем кафтане, удивленно спросил:
— А где Алексашка?
— А где мой парень? — вопросом на вопрос ответил я.
— Да вон он лежит, живой и здоровый, — сказал он, указав себе за спину. — Нам Алексашка нужен!
— В этом я вам помочь не могу, никакого Алексашки тут нет.
— Но он же тут жил, нам доподлинно известно!
— Может быть раньше и жил, а сейчас живем мы. А теперь несите моего человека в избу!
Смущенные противники подняли связанного порукам и ногам рынду и торопливо внесли в избу. Увидев поверженного возлюбленного, тотчас заголосила Аксинья.
Бывшие противники положили Ваню на лавку и, толкаясь, заспешили к выходу.
— А развязать? — спросил я, красноречиво поводя стволами.
Здоровый детина басовито откашлялся, вернулся к лавке, аккуратно развязал путы, свернул веревку и засунул ее себе за пазуху. Теперь уходить им стало неловко, и они вчетвером столпились над телом рынды. Оглушенный Ваня продолжал лежать, удивленно моргая длинными ресницами.
— Что это с тобой? — спросил я.
— Н-не знаю, — с трудом ворочая языком, ответил он.
Я потрогал его голову, на темени ближе к затылку вздулась большая шишка.
— Убили! — опять с места в карьер завопила наблюдающая за моими действиями Аксинья. — Убили! Помогите!
— Прекрати выть, лучше принеси из ледника кусок льда, — прикрикнул я.
— Зачем?! — на той же трагической ноте завела она.
— К шишке приложишь! Если льда не найдешь, то воды, что ли, холодной из колодца принеси, будешь тряпку мочить и к голове прикладывать.
Аксинья разом замолчала, кивнула и побежала добывать лед.
— Ну, мы пойдем, — откашлявшись, сказал «парламентер», — извините, ошибка вышла.
— Хороша ошибка, парню голову разбили, двери покорежили, женщин до полусмерти напутали, а кто за все это ответ держать будет? — возмутился я. — Сейчас позовем хозяина, целовальника, определим ущерб…
Мое предложение квартет бойцов выслушал, но оно им не понравилось. Мужики разом насупились и начали переглядываться между собой. Как и во все времена, на Руси судиться и возмещать ущерб не любят.
— Ну, ты, это, того, этого, — недовольно сказал «парламентер», — зачем нам целовальник, мы и так можем уйти. Извинились, чего тебе еще!
— Точно, — добавил здоровяк, — ты того, не доводи да греха!