Ксандр подтянул коробочку к себе, открыл крышку: на него смотрели несколько рядов ровно уложенных сигарет. Пустив коробочку через стол к Шентену, Ксандр спросил:
— Вы хотите нас уверить, что боитесь ваших собственных людей?
Шентен засмеялся, вытащил из кармана халата зажигалку.
— Ничего подобного. — Прикурив, он откинулся на спинку кресла и выпустил дым из ноздрей. — Видите эту надпись, доктор? В коробочке, она внизу, на крышке… Нет-нет, пожалуйста, взгляните. — Подождал, пока Ксандр отыскал глазами надпись, и попросил: — Будьте любезны, прочтите ее вслух, чтоб мисс Трент послушала. Уверен, вы сносно говорите по-французски, чтобы можно было разобрать.
Ксандр испытующе глянул сенатору в лицо:
— Не думаю…
— Пожалуйста, доктор, — настаивал Шентен. — Уважьте меня.
Ксандр, бросив взгляд на Сару, придвинул к себе коробочку. Переводя, он читал:
—
— Это не от моей жены, — перебил сенатор.
— Виноват, ошибся, — извинился Ксандр. — Уверен, что вы с вашей
— Опять ошиблись, — произнес старик.
Ксандр закрыл крышку.
— Послушайте…
— Третий промах, — сказал Шентен, глядя прямо в глаза человеку, державшему его на мушке. Он поднес к губам сигарету и медленно затянулся. —
— Что вы такое говорите?
Шентен откинулся и улыбнулся.
— В это трудно поверить? — Он повернул голову к Саре: — Вас я тоже загнал в тупик, мисс Трент?
— Он был вашим любовником, — холодно ответила она.
—
— И, — она опустила штору, глядя на Ксандра, — сенаторам не полагается таить скелеты в своих чуланах.
— Забавный подбор слов… однако — да. — Теперь Шентен смотрел на Ксандра. — У нее очень хорошая интуиция, знаете ли. Гораздо лучше, чем у вас. — Он все еще смотрел прямо через стол. —
— И, — вмешался Ксандр, придав своему тону оттенок цинизма, — вы решили наброситься на весь мир, который никогда не понимал вас…
— Это было бы нелепостью. — Улыбка не сходила с лица Шентена. — Вы не находите, мисс Трент?
— Послушайте, — не унимался Ксандр, — история ваших половых пристрастий занимательна, но мы здесь не затем, чтобы…
—
Ксандр подался вперед:
— Не хотите ли сказать…
— Думаю, вы правильно понимаете, о чем я говорю. — Он сплюнул прилипшую к губе крошку табака. — Ну, разве не прелестно было бы жить, если бы у всех вокруг были такие же широкие взгляды, как у вас? Каким бы чудесным был такой мир! Увы, старым бульдогам не пристало бормотать про различие между порядочностью и безнравственностью, нам не пристало пробуждать неприятные сомнения в умах наших избирателей, которые всегда правы. Знай себе улыбайся и являй образ, который в худшем случае заставит их обожать тебя, а в лучшем — боготворить. — Еще одна долгая затяжка, больше клубов дыма. — Как вам известно, самоанализ, самооценка отнюдь не присущи тем, кто причисляет себя к массе консервативных правых, но что поделаешь? По этой причине мы можем обвести их вокруг пальца, как сборище безмозглых идиотов. Они не очень-то умны, но и у них есть свои пределы. Отойди от образа — и влияние улетучится. Так что, как видите, доктор, история моих половых пристрастий способна изменить
— И у Эйзенрейха такой козырь есть, — прошептал Ксандр.
— Вот, — произнес сенатор, — та причина, по которой мы с вами здесь и сидим.
— Это невероятно.
— И давно? — спросила Сара, подходя к письменному столу.
— Года два с половиной, — ответил он. — Вы и понятия о том не имели, да?
— А зачем?
—
— Они вышли на вас, — сказала Сара. — Как?
— Разве это имеет значение? — Шентен принялся с силой гасить сигарету в пепельнице, оттягивая время. — Несколько встреч.