Заговор

— В принципе схвачено неплохо,— сказал Марк.— Хотя он не так уродлив. Чувствуется, что ребята знают свое дело.

— Меня беспокоит,— сказал Директор,— ощущение, что я где-то видел эту физиономию. Перед моими глазами прошло так много преступников, что просто невозможно припомнить конкретно кого-то из них. Но, может быть, я вспомню, может быть, я вспомню...

— Понимаю,— сказал Марк.— Он всюду опережает меня на двадцать четыре часа. Это сидит во мне, как заноза.

— Считайте, что вам повезло, молодой человек. Думаю, что опереди вы его, и Ариана Казефикис была бы мертва. И вы скорее всего тоже. Я все еще держу в доме миссис Казефикис человека на тот случай, если он снова появится, но, думаю, этот подонок слишком профессионален, чтобы пойти на такой риск.

Марк кивнул. Тут спорить не приходилось.

Вспыхнула красная лампочка внутренней связи.

— Да, миссис Макгрегор?

— Вы опаздываете на встречу...

— Спасибо, я почти готов.— Директор положил трубку.— Жду вас завтра в это же время, Марк.— В первый раз он назвал его по имени.— Переверните все до последнего камешка, у нас осталось всего четыре дня...

Марк вернулся в библиотеку конгресса, чтобы еще раз изучить данные о семи сенаторах, оставшихся в его списке. Ему предстояло переворошить огромную кучу сведений, поступивших со всех концов страны, один из семи должен быть выделен из списка — но кто именно?

Через полтора часа Марк вздохнул — это был долгий, усталый вздох человека, который запутался окончательно. Все! Ему тоже надо торопиться, если он хочет успеть. Он вернул подшивки периодики, «Сообщения конгресса», подборку статей Ральфа Нидера и бегом пересек улицу. Быстро спустившись на Конститюшн-авеню и вырулив на Мемориал-бридж, он машинально глянул в зеркальце заднего обзора. Ему показалось, что он узнал следовавший за ним автомобиль... Или то была память о прошлом четверге?

Марк поставил машину на обочину дороги. К нему сразу направились двое из Секретной Службы. Марк предъявил удостоверение и медленно пошел по дорожке, чтобы присоединиться к тем,что в мрачном молчании стояли вокруг двух свежевырытых могил, готовых принять в себя двоих, еще неделю назад воплощавших в себе жизнь куда больше, чем большинство тех, кто пришел на их похороны. Вице-президент представлял официальную администрацию. Он стоял рядом с Нормой Стеймс, чью хрупкую фигурку в черном поддерживали двое ее сыновей. Билл, старший, стоял рядом с человеком гигантского роста, который был отцом Барри Колверта.

Надтреснутый скорбный голос священника прозвучал в холодном воздухе. Гробы были покрыты легкой водяной пылью, потому что всю ночь шел дождь. Отцу Грегори помогал молодой капеллан в белой рясе с черным воротничком.

— И да воссияет над ним Твое невыразимое величие,— сказал отец Грегори.

Рыдающая жена Ника склонилась над гробом и поцеловала бледный лоб своего мужа. Крышки закрылись. С последними словами молитвы гробы стали медленно, словно нехотя, опускаться в могилы. Марк, сдерживая слезы, смотрел на происходящее: это он должен был лежать в гробу, это его должны были опускать сейчас в могилу.

* * *

Вернувшись с заседания комитета по иностранным делам, Марк позвонил Элизабет и договорился о вечерней встрече. Затем он позвонил мисс Макгрегор и дал ей номера телефонов, по которым его можно будет застать вечером: домашний, телефон ресторана и квартиры Элизабет. Миссис Макгрегор молча записала их.

На обратном пути его сопровождали две машины: синий «форд-седан» и черный «бьюик». Заехав в гараж, он, как обычно, кинул ключи Симону, избавившись от давящего, но уже привычного ощущения, что за ним постоянно наблюдают, и постарался думать о более приятных вещах.

* * *

 ...Директор чистил лацканы смокинга, готовясь к обеду с Президентом Соединенных Штатов...

* * *

 Марк шел по улице, все еще оглядываясь. «Господи, я обожаю эту девушку! Это единственное, в чем сегодня я совершенно уверен. Если бы только я мог избавиться от этих давящих мыслей о ее отце... И даже о ней!»

Он зашел к Блекистону и заказал одиннадцать роз — десять красных и одну белую. Девушка вручила ему карточку и конверт. Он торопливо набросал на конверте адрес и имя Элизабет, а на карточке написал: «Люблю» и добавил:

Она затмила факелов лучи.
Сияет красота ее в ночи,
Как в ухе мавра жемчуг несравненный
Редчайший дар, для мира слишком ценный[6].

— Пошлите цветы, пожалуйста, сразу.

— Хорошо, сэр.