Позднее моя сестра Зуи На отправилась работать в Коулун69, а я поступил в Ханойский университет. Перед моим отъездом в Ханой отец подарил мне изысканную маленькую записную книжку китайского производства. На золотой бархатной обложке был вышит четырехлапый дракон, а на титульном листе было написано: «Когда стихнет музыка и умолкнут легенды, городские здания продолжат петь песню».
Вероятно, именно эта фраза определила мою судьбу – я собирался стать архитектором. Однако зимой тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года, когда я вернулся домой на каникулы, будучи уже на последнем курсе университета, внезапная пневмония навсегда приковала меня к родному поселку. В то время в наших краях такая болезнь могла лишить жизни, но, хотя я не умер, жить приходилось учиться заново, целых три года я не мог вести нормальную жизнь. Целые дни я проводил в больнице и дома, постоянно принимал лекарства, постоянно испытывал беспокойство и скорбел о своей судьбе. Несомненно, пока я был болен, пришлось забыть и об университете, и о планах стать архитектором. На самом деле мне надо было всего лишь доучиться один семестр, чтобы получить специальность. Когда я был уже практически здоров, отец уговаривал меня сделать это, но у меня уже пропал интерес. Пневмония изменила меня, я вдруг заинтересовался работой отца, наполненной водяным паром. Кроме того, отец был уже стар и достаточно мудр, чтобы отойти в сторону и давать наставления мне, а не работать самому. Так я постепенно превратился в подобие своего отца, стал забывать свою болезнь и начал работать, окутанный влажными парами, я ощущал полноту жизни и испытывал радость. Так продолжалось до тех пор, пока небо не заполонили американские самолеты, а вся молодежь поселка не отправилась на фронт под звуки барабанов правительства и рыдания родственников. Вот тогда я почувствовал иной зов.
Ля Киет уехал.
Лям Куок Тхан уехал.
Однажды мама сказала, что Лао Там из дома номер тридцать два тоже уехал.
А на другой день мы получили с южного фронта фотографию Зуи На в военной форме.
Вот так, начиная с лета тысяча девятьсот семидесятого года, мои друзья и многие знакомые были призваны на фронт.
Будучи человеком, много лет терзаемым жестокой болезнью, я мог не идти в армию, а если бы и пошел, у военных были бы основания не брать меня в свои ряды. Весной тысяча девятьсот семьдесят второго года военно-морской корпус набирал людей в нашем поселке, результат моего похода на призывной пункт был таков. Офицер посмотрел записи в графе «Болезни» и дружелюбно похлопал меня по плечу:
– В следующий раз, парень, война только началась.
По правде сказать, в тот момент я уже практически полностью восстановился и даже забыл болезненный опыт. Мне казалось немного неправильным, что старая, давнишняя болезнь определяет мою судьбу, к тому же я уже выздоровел. В глубине души я был недоволен происходящим, ведь болезнь уже и так отняла у меня многое, я не хотел, чтобы она забрала у меня еще что-то. К счастью, «война только началась», и шанс у меня был. Осенью того же года целых три отряда набирали солдат в нашем поселке, среди них был и тот, который приходил сюда весной. Ни секунды не раздумывая, я отправился на знакомый уже призывной пункт. Я усвоил прошлый урок и ничего не написал в графу «Болезни». Я полагал, что теперь меня точно возьмут, но принимавший офицер (другой, не тот, что был в прошлый раз), увидев, как я задыхаюсь после семи отжиманий, вежливо отказал мне:
– Мне кажется, тебе лучше пойти в сухопутные войска, они возьмут тебя.
Ничего другого не оставалось, пришлось идти на призывной пункт сухопутных войск. У них не было особых требований, со мной поговорили всего пару минут и сразу радостно выдали форму без нашивок. Естественно, я сильно сожалел о том, что не могу надеть синюю военно-морскую форму. Но делать было нечего, пневмония и легкая работа портного не могли сделать меня здоровым и крепким. Кроме того, из-за постоянного воздействия влажного пара мое лицо стало бледным и нежным, создавая ощущение слабости. Я понимал, что, если бы не война, такой человек, как я, никогда не смог бы попасть в армию. Мне это удалось, как сказал председатель Хошимин, выступая на радио: «Война дала многим опыт, о котором они даже и не думали».
Двадцать шестого сентября тысяча девятьсот семьдесят второго года я и еще восемь юношей из нашего поселка на армейском грузовике покинули Лакшон.
Машина медленно ехала по узкому проходу между рядами провожающих, у меня не было ощущения, что я уезжаю на фронт и, возможно, больше не вернусь домой.