Заговор «Аквитания»

Фитцпатрик поднялся сначала на колени, потом встал на ноги и, пригнувшись, помчался в сторону выхода.

Глава 13

– А что мне еще оставалось! – воскликнул Коннел, все еще не оправившийся от потрясения, и резко подался вперед в кресле. Рядом на диване лежал атташе-кейс Джоэла.

– Успокойтесь и постарайтесь собраться с мыслями, – сказал Конверс и подошел к изящному сервировочному столику у стены, на котором стоял большой серебряный поднос с бутылкой виски, льдом и стаканами. В Англии он пристрастился к тому, чтобы все необходимое ему приносили в номер. – Вам нужно выпить, – продолжал он, готовя для Фитцпатрика виски со льдом.

– Еще как нужно! До сих пор в меня еще никогда не стреляли. Вам-то уже довелось это испытать. Господи, так вот, значит, как это бывает!

– Да, вот так и бывает. Сначала не можешь поверить, что этот оглушительный грохот имеет хоть какое-то отношение к тебе, пока… пока не убедишься в обратном, в том, что тебя-то и имеют в виду, и тогда тошнота подкатывает к горлу. И нет ни торжественной музыки, ни звуков фанфар – одна блевотина. – Конверс подал морскому офицеру стакан с виски.

– Вы чего-то недоговариваете, – глядя Джоэлу в глаза, пробормотал Коннел и взял стакан.

– Нет. Я говорю все как есть. Взять хотя бы сегодняшнее происшествие. Если вы правильно поняли Даулинга, посол не станет распространяться на эту тему в стенах посольства…

– Я помню, – прервал его Фитцпатрик, сделав несколько глотков и все еще не отрывая взгляда от Конверса, – в одной из папок с «флажком» рассказывалось, как на закате, во время вашего второго побега, был убит один солдат. Вы подбежали к нему и на несколько минут буквально потеряли голову. Вы кружили по джунглям, пока не поймали северного вьетнамца, убили его собственным ножом – так описывал тот парень, сержант, мне помнится, – и захватили ружье. Этим ружьем вы убили еще трех вьетнамцев.

Все еще стоя перед морским офицером, Джоэл заговорил. Голос его звучал спокойно, но взгляд был напряженный и строгий.

– Я не люблю подобных воспоминаний. Они поднимают во мне образы, которые я ненавижу. Давайте, советник, я расскажу вам, как это было. Мальчишке лет девятнадцати, не больше, потребовалось освободить кишечник. Обычно мы держались все вместе, но все же, соблюдая какое-то достоинство, в этом случае отходили футов на десять-пятнадцать в сторону. Туалетной бумаги, конечно, не было, мы пользовались листьями. Маньяк – назвать его солдатом я не могу – выждал подходящий момент и выстрелил, парню снесло половину головы. Я бросился к нему и, подбежав, услышал смешок, мерзкий смешок мерзкого человека, который олицетворял для меня все самое отвратительное, – будь то северный вьетнамец или американец. Если хотите знать правду, то, что я сделал потом, я делал в порыве ярости против нас обоих – потому что мы оба были виноваты, потому что мы оба превратились в животных. Оба! Те трое вьетнамцев, те трое одетых в военную форму роботов, возможно, имеющие жен и детей в какой-нибудь деревушке на Севере, не знали, что я следую за ними. Я застрелил их в спину, советник. Что сказал бы об этом Джон Уэйн? [41]

Коннел молча ждал, пока Конверс приготовил себе виски со льдом. Опорожнив свой бокал, моряк заговорил:

– Несколько часов назад вы сказали, что знаете, откуда появляются такие, как я, что вы и сами когда-то чувствовали то же самое. Я не был там, где побывали вы, и все же начинаю вас понимать. Вы и в самом деле ненавидите все, за что выступает «Аквитания», не правда ли? А особенно – тех, кто возглавляет се.

– Всей душой, – подтвердил Джоэл, поворачиваясь к Коннелу. – Именно поэтому нам нужно успеть переговорить обо всем сегодня вечером.

– Как я уже сказал, у меня не было другого выхода. Вы говорили, что те люди, которых я видел в аэропорту, сторонники Делавейна. Я не мог рисковать.

– Знаю. И теперь мы оба в положении беглецов. Нас преследуют наши соотечественники и защищают те, кого мы намерены загнать в западню. Нужно все тщательно продумать, капитан.

Раздались два резких телефонных звонка, и Фитцпатрик испуганно вскочил с кресла. Джоэл молча смотрел на него, стараясь приободрить взглядом.

– Извините, – сказал Коннел. – У меня все еще пошаливают нервы. Все в порядке. Я возьму трубку. – Он подошел к телефону. – Ja? [42] – Несколько секунд он молча слушал, потом, прикрыв трубку ладонью, шепнул Конверсу: – Это Сан-Франциско, Миген.

– Иными словами, Ремингтон, – заметил Джоэл, обнаружив, что у него сразу пересохло в горле и участился пульс.