Данкомб обвел взглядом зал суда, пока его глаза не остановились на мне. Он ничем не показал, что хорошо меня знает. Я часто бывал у него в суде в качестве свидетеля, когда приводил пойманных воров, а также дабы получить ордер и констебля для ареста. Но Данкомб не жаловалловцов воров и полагал, что я так же бесчестен, как большинство из тех, кто занимается данным промыслом.
— Выйдите вперед, — произнес он нараспев. — Но не приближайтесь слишком близко.
Я подошел к столу, стараясь не обращать внимания на смех вокруг.
— Как вы умудрились так испачкаться? — спросил он. — Вы довольно часто бывали в этом суде, но впервые явились помазанный нечистотами.
— Ваша честь, когда я шел по улице, я обнаружил, что меня преследует незнакомец. Не зная, что он служитель этого суда, я подумал, что моя жизнь в опасности. Я искал убежища в переулке, который, к сожалению, известен своей грязью.
Он мрачно посмотрел на меня:
— Вы всегда убегаете от незнакомых людей, мистер Уивер?
— Это Лондон, ваша честь. Кто, кому дорога жизнь, не убегает от незнакомцев?
Расслышавшие мой ответ одобрительно засмеялись. Даже судья слегка фыркнул.
— Я вызвал вас из-за некой Кейт Коул, которая должна предстать перед судом через две недели за убийство. Ваше имя всплыло в связи с этим делом, и меня попросили взять у вас показания.
Я надеялся, что мое лицо не выразило потрясения, хотя я почувствовал себя так, словно меня снова ударил сзади по голове один из головорезов Уайльда. Мне было приятно думать, что я оставил преступную жизнь, оттого что не мог мириться с ее безнравственностью. И хотя это отчасти было правдой, безусловно верно и то, что, занимаясь ловлей воров, я не подвергал себя опасным случайностям правовой системы. Не хочу показаться неуважительным по отношению к джентльменам судьям, но не открою секрета, если скажу, что наша правовая система, которой так восхищаются во всех европейских странах за ее строгость и быстроту, на самом деле ужасна и ни один человек — ни виновный,ни невинный — не хотел бы предстать перед ней.
Итак, мои страхи были отнюдь не напрасными. Даже если бы я никогда в жизни не слышал о Кейт Коул или не имел ни малейшего представления, о чем говорит судья, это никоим образом не могло бы гарантировать, что я не закончу свою жизнь с веревкой на шее в Тайберне. Мне следовало проявлять осмотрительность и внимательность.
— Мне нечего сообщить, — сказал я, изображая на лице утомление и растерянность. — Мне ничего не известно об этом деле.
Дело было запутанное, и, хотя у меня не было никакого желания давать ложные показания, другого выбора не оставалось. Скажи я правду, я бы поставил под угрозу анонимность сэра Оуэна, которую обещал охранять. В данный момент единственное, что я мог сделать, — это попытаться выиграть время.
— Вы никогда не слышали о Кейт Коул? — недоверчиво спросил судья.
— Никогда, — сказал я.
— Тогда я не буду тратить напрасно свое время, не так ли?
В этот момент я понял, что вопрос все-таки финансовый. Данкомб не отказался бы так быстро от допроса, если бы стремился к правосудию, а не к звону монет. Меня не обрадовало это открытие. Если Данкомбу заплатили, то взятка, которую я мог предложить, а он мог бы принять, не помогла бы мне ничем. Негласное правило продажного правосудия гласило, что брать взятки следовало от всех заинтересованных лиц, но принимать решение — в пользу более влиятельного. Я не мог тягаться с Уайльдом в этом отношении.
— Я так и укажу; вы отрицаете, что вам известна эта персона или ее преступления, — сказал Данкомб. — Однако должен сообщить, что ее дело будет заслушано в Олд-Бейли ровно через две недели и что вас могут вызвать на процесс как свидетеля защиты. Вы не должны покидать Лондон до начала процесса, поскольку вас снова могу вызвать в данный суд. Вы поняли меня, мистер Уивер? Я кивнул:
— Полагаю, я вас отлично понял, ваша честь.
— Тогда советую вам принять ванну.
На этом Данкомб меня отпустил, и я, дружески похлопав по плечу несчастного констебля, покинул здание суда с чувством уныния. Я представил себе процесс над Кейт Коул и как я стою на свидетельской скамье. Солгать человеку, подобному Данкомбу, не проблема, но я не смог бы дать ложные показания на процессе в Олд-Бейли по обвинению в убийстве. Если дело дойдет до этого, я буду вынужден сказать правду, поэтому следовало сообщить сэру Оуэну, какой оборот приняли события.