– И разберусь. А ты возвращайся к себе. Пользы от тебя, как я вижу, все равно никакой.
Послышались легкие шаги, мою голову приподняли, и в нос ударил резкий запах нашатыря, от которого я окончательно пришел в себя.
На меня участливо смотрела моя защитница, а из-за ее спины озабоченно выглядывал подполковник. Ноя аккуратно сдвинула одеяло, которым я был укрыт до подбородка, и осторожно положила свою руку на мою туго перебинтованную грудь.
– С возвращением…
Я вымученно улыбнулся ей в ответ:
– Спасибо…
– Как ты себя чувствуешь?
Закряхтев, я с трудом приподнялся и оперся на спинку кровати. На это простое движение у меня ушла почти целая вечность. Все тело было сделано как из ваты, и ощущалась сильная слабость.
– Ну не сказал бы, что готов сейчас пуститься в пляс…
Ноя чуть усмехнулась:
– Тебе повезло, что ты вообще можешь двигаться. Тебя ударили Рабхасой – оружием мести и опустошения. Тот, против кого его применили, должен умереть от страшной боли без потери сознания. И испытывать при этом еще и душевную муку раскаяния. Опоздай я хоть на минуту…
– Ну ты же не опоздала…
Она потрепала меня по щеке:
– К счастью для тебя…
Потом строго посмотрела на Стаса:
– У тебя есть всего пять минут. Дольше разговаривать с ним я тебе запрещаю.
Повернулась и вышла, плотно притворив за собой дверь.
Я, преодолевая слабость, повернул голову к подполковнику:
– Стас, как дети?
Он в ответ широко улыбнулся:
– Живы. Правда, все были в слезах и соплях, когда их освобождали, но это дело такое…
– А что с нашими?
Его улыбка тут же пропала, а лицо закаменело:
– Плохо. Очень. С тобой и мной в подвале в живых осталось только восемь человек.
И то – частично живых… Ноя делает все возможное…
– А что с «близнецами»?
– Ушли. Оставили пятнадцать трупов и ушли. Прибывшие «росомахи» тоже были под «Витамином». Видно, те мгновенно вычислили, что ситуация не в их пользу, и отступили. Но вот куда, и главное как – не знаю.
– А…
– А все остальное тебе расскажет сам Юргенс вместе с исполняющим обязанности канцлера Аденауэром. Но только после того, как ты придешь окончательно в себя…
Эпилог
Специальный советник в ранге министра, имеющий право в любое время суток без доклада входить к императору, глава древнейшего рода Фудзивара принц Фумимаро Коноэ терпеливо ожидал своего патрона на дорожке той части императорского сада Фукиагэ, в которую имели доступ только члены семьи правящей династии.
В точно назначенное время, 13.45 по токийскому, из-за заснеженных деревьев сакуры вышел 124-й император Страны восходящего солнца – Сёва Хирохи-то и неторопливо приблизился к своему всемогущему советнику:
– Я надеюсь, что получу достаточно внятное объяснение, дайдзин, почему мне приходится встречаться с вами в такую холодную погоду в этом открытом всем северным ветрам саду.
Фумимаро в ответ низко склонился в церемониальном поклоне:
– Прошу меня простить, микото. Но обстоятельства действительно чрезвычайные. В этом случае я взял на себя смелость перестраховаться. Утечка информации, которую я хочу вам предоставить, – недопустима, и довести ее до императора я решил вне стен дворца, которые имеют тенденцию отращивать уши, сколько их ни обрезай. Позволю себе сказать даже больше – последнее время начала проявляться тенденция, что кроме ушей у стен появились еще и болтливые языки, слова которых ветры относят с устрашающей последовательностью к нашему северному соседу.
Хирохито чуть улыбнулся:
– Тогда, дайдзин, вы должны были бы предложить для встречи восточную часть сада Фукиагэ. Впрочем, мы теряем время. Если мы уже здесь, то давайте прогуляемся, и вы мне все расскажете.
Император сделал жест рукой, приглашая советника следовать рядом с собой, и размеренным, неторопливым шагом двинулся по причудливо петляющей дорожке. Пройдя с десяток метров, он, не поворачивая головы к собеседнику, проговорил:
– Рассказывайте, принц.
Фумимаро, также смотря вперед, ответил: