Заговор черных генералов

Дождавшись, когда последнего убитого эсэсовца унесут, Сапсан подошел к так и не пришедшему в себя Скорцени, присел возле него на корточки и одним быстрым движением оторвал ему рукав кителя, оставив правую руку обнаженной. Потом вытянул эту руку и резко ударил ребром ладони по локтю, ломая локтевой сустав. После такой травмы, уже зажив, рука может выполнять только простейшие движения, и человек навсегда остается инвалидом.

От невыносимой боли Скорцени пришел в себя и протяжно застонал. Левашов, не обращая на этот стон никакого внимания, хладнокровно, как часто повторяющий одну и ту же процедуру врач, перемотал сломанную руку бинтом из медпакета, зафиксировал, вытащил из бокового кармана шприц-тюбик с сильным обезболивающим и глубоко вогнал иглу в плечо эсэсовца. Лекарство подействовало практически мгновенно. Скорцени перестал стонать, у него на лбу выступила испарина, и он с ненавистью уставился на своего бывшего подчиненного:

– Сволочь. Предатель…

«Росомаха» левой рукой схватил эсэсовца за грудки и легко, как будто это был не двухметровый мужчина, а легкий подросток, приподнял, толкнул к стене и приблизился вплотную:

– Помнишь, Отто, как я тебе сказал, что я никогда не забываю добро?

– Я-то помню, мразь. Но ты…

Скорцени внезапно запнулся, и у него мороз прошел по коже от пустоты в глазах его бывшего подчиненного. Казалось, он смотрит в пропасть, у которой нет дна. Тот, кто стоял напротив него сейчас, был за гранью добра и зла. Таких понятий для него просто не существовало. Только слова «долг» и «обязан». Эсэсовца вдруг озарило, что он с самой первой встречи у папаши Матиаса в кабачке «Сантиметр» ходил рядом со смертью. Он покровительственно похлопывал смерть по плечу. Он сделал смерть заместителем в своей восьмерке и пил с ней пиво. Он часто подтрунивал над смертью, а смерть в ответ только улыбалась…

От этого озарения Скорцени еще больше побледнел и теперь уже без прежней ненависти, вопросительно прошептал:

– Кто ты такой, Ольгерт, черт тебя побери? Откуда ты?

Левашов криво улыбнулся:

– Это совершенно не относится к делу. Лучше слушай меня внимательно. Так вот, Отто, тем, что я тебе сломал руку, я именно отдал тебе долг. Правда, ты никогда теперь не назовешь себя диверсантом номер один. Но ты даже не можешь себе представить, сколько людей останется просто жить. И тебя никогда не будут мучить ночные кошмары в старости. Может, ты станешь прекрасным строителем. Разве строить большие, красивые дома – это не гораздо лучше, чем убивать? А?!

Скорцени отвел глаза, не зная, что возразить своему странному собеседнику…

Сапсан неожиданно одним рывком оторвал эсэсовца от стены и скомандовал:

– На три шага впереди меня, налево и вниз по лестнице. Пошел!

Они быстро спустились на первый этаж, а оттуда, следуя командам «росомахи», в подвал, о выходе из которого Скорцени, досконально изучивший план Канцлерамта, даже не подозревал.

Левашов, недолго повозившись с замком, открыл неприметную дверь, спрятанную за какими-то пыльными ящиками, и подтолкнул к ней эсэсовца:

– Иди, Отто. Будь жив. И запомни: если ты когда-нибудь возьмешь в руки оружие, я тебя найду и лично убью.

Спотыкаясь через шаг, баюкая свою покалеченную руку, Скорцени побрел по улице. Он не просто чувствовал, он каким-то неведомым образом ЗНАЛ, что человек-воин, стоящий за личиной Ольгерта, своих слов никогда на ветер не бросает…

Вена. Бальхаусплац

Кафе «Толстый Иоганн» напротив резиденции

высшего австрийского кабинета министров

и государственного канцлера

23.06.34 г. 14 час. 32 мин. по венскому времени

Когда последний крытый грузовик въехал во внутренний двор Канцлерамта, и ворота за ним закрылись, особый комиссар по защите государства от врагов Даниэль Фей покосился на своего спутника:

– Это они?

Молодой мужчина, прикомандированный со вчерашнего дня к комиссару в качестве советника и назвавшийся странным именем – «Горе», почему-то довольно улыбнулся:

– Они, голуби наши сизокрылые.

– Продолжаем ждать?

– Конечно, продолжаем. Все как договорились, и ждем сигнала.

– А может, все же?..

Горе укоризненно покачал головой:

– Ни в коем случае, господин комиссар. Лучше давайте закажем опять по чашке кофе…

Они еще около часа просидели за столиком у окна, беседуя на всякие отстраненные темы. Фей, интереса ради, хотя ему это было строго запрещено на инструктаже, несколько раз пытался «разболтать» своего собеседника. Но тот каждый раз ловко ускользал от расставленных комиссаром ловушек. А потом, в какой-то момент, жандарм вдруг поймал себя на том, что увлеченно рассказывает своему собеседнику про свои увлечения и свою жену Гертруду. Резко прервав свой рассказ на полуслове, Фей погрозил пальцем советнику:

– Но-но, господин Горе, так не пойдет…