Их руки сплелись, и губы встретились. Она прижалась к нему так, как будто решила никогда больше не отпускать. Несколько минут спустя, не разнимая объятий, они уселись на берегу. Потом Вилли достал из кармана маленькую коробочку, протянул ее Норин и сказал:
— Поздравляю с днем рождения, моя дорогая Норин.
Она осторожно нажала на замочек, крышка открылась, и Норин увидела брошь в форме полумесяца, в углублении которого находилась звездочка. Полумесяц и звездочка были усеяны мелкими бриллиантами, а в центре звезды сиял крупный рубин.
— Ой! Вилли! Я никогда ничего подобного не видела. Спасибо. Спасибо. — Она обвила его шею руками.
Их губы снова встретились. И тут он спросил дрожащим от волнения голосом:
— Ты выйдешь за меня замуж, Норин?
— Да, Вилли, да.
— Когда?
Она задумчиво отстранилась, хотя и продолжала держать его за руку, взглянула на воду и прошептала:
— Отец…
Из-за кустов, около которых они сидели, лениво выползла одинокая фигура: парочка на берегу, конечно, слышала шорох, но не обратила на него внимания, решив, что это кролик. Собака, однако, была на стороже и рванулась на звук, но Вилли скомандовал ей оставаться на месте.
Рэнди Симмонс скорее напоминал пронырливого хорька, чем кролика. Он ухмыльнулся, потряс седой головой и пробормотал себе под нос:
— Как же, отец… Когда Симон услышит новости — про свою больную спину забудет. Это точно. Пусть только попробует еще раз сказать: «Лень раньше тебя родилась, Рэнди Симмонс». Язычок-то тебе укоротим.
Плевал он на нее: отец все равно рано или поздно все узнает.
Отец. Она не зря беспокоится, маленькая потаскушка.
Ха! А как здорово будет рассказать об этом в пабе: про слепого ублюдка этой Ведьмы и дочку Бентвуда. Пора тут все встряхнуть, уж больно скучно стало в последнее время. Ага, больно скучно.
— Дочка, взгляни только на свое пальто. Все в траве, можно подумать, ты стояла на коленях.
— Мам! Мам! — Норин оттолкнула руки матери. — Перестань суетиться и послушай меня. Мне надо кое-что тебе сказать… послушай… Вилли предложил мне выйти за него замуж.
— Вилли? — Люси прищурилась, как будто никогда раньше не слышала этого имени. И действительно, от дочери она его не слышала.
— Вилли Сопвит.
— Вилли Сопвит?
— Мам, не притворяйся, что ты не знала.
— Ну, я не знала, что дело зашло так далеко. — Люси говорила хриплым шепотом. Она оглянулась, как будто боялась, что их подслушают. Затем, чтобы подстраховаться, схватила дочь за плечо и приказала: — Ступай наверх.
В спальне она уставилась на Норин так, как будто видела дочь впервые. В комнате было полутемно — она сохранилась еще от первоначального двухэтажного коттеджа, и окна в ней были узкие и длинные, с трудом пропускающие свет даже в солнечный день. Стены комнаты толщиной в два фута, как будто были предназначены для крепости, а не для жилого дома. Норин могла перебраться в любую из свободных спален, но она предпочитала остаться здесь, тем более что жила в этой комнате с раннего детства.
— Ты сошла с ума, детка. Ты сама знаешь, что рехнулась.
— Ладно, я рехнулась, но мы все равно поженимся.
— Когда, ради всего святого?
— Я
— Придти сюда! — Люси обхватила голову руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону. — Отец же набросится на него. Ты же знаешь, он на него набросится.
— Ну, он может встретить достойный отпор. Вилли вовсе не слабак.
— Он же почти слеп, детка, по крайней мере, так говорят… Это верно?
— Да, — твердо и четко заявила она.
И в эту минуту Люси поняла, что спорит не с юной девушкой, а со взрослой женщиной. Дочь всегда выглядела старше своих лет и была гораздо умнее своих сверстников. Но это открытие не остановило Люси. Мать принялась умолять дочь с новой энергией, пытаться втолковать ей, что следует опомниться, пока не поздно.
— Послушай, — продолжила она, — подожди немного. Скажи, что тебе надо подумать…
— Я уже обо всем подумала, причем давным-давно, и дала ему слово. Я все равно хочу за него замуж. Если нет…
— Ох, нет! Нет! — Люси вытянула руку, словно пытаясь отгородиться от чего-то ужасного, и тревожно воскликнула: — Только не это, детка. Не говори мне, что ты должна выйти за него замуж. Как ты могла!
— Мама! — возмутилась Норин. — Ты совсем не то подумала.
Люси закрыла глаза, ссутулилась и, глядя на дочь, пробормотала:
— Прости меня, девочка, прости, но я вынесу все, кроме этого. Мне этого позора, особенно для тебя, не перенести. — Она вроде как с облегчением улыбнулась. — Все утрясется, во всяком случае, я верю, что Господь нам поможет. Но сделай мне одолжение, детка, не заговаривай пока об этом. И не вздумай убегать! Если для тебя и для него это, возможно, и вариант, то твой отец пойдет в поместье, и дело кончится убийством. Уверяю тебя, ты и представления не имеешь об его чувствах к… этой женщине. — Люси опустила голову, ее губы дрожали.
Теперь забеспокоилась Норин. Положив руку на плечо матери, она задумчиво произнесла: