– И тем не менее! – Моисеев торжественно воздел палец. – Он видел, и это главное. А где, мы сейчас разберемся. Короче, приезжают за ним двое молодых людей на машине «шевроле» – это такой классный синий микроавтобус, Вячеслав. И говорят, что слышали, будто он крупный специалист в области изобразительного художественного искусства. Ты понял? А в самом деле, разве не лестно, когда тебя эти олухи держат за большого специалиста? Да, говорит он, я тот самый специалист. Ему говорят: садитесь и ничего не бойтесь, мы вас отвезем в один богатый дом, вы посмотрите картины, скажете, хорошие они или плохие, получите ваш гонорар, и мы же доставим вас без всяких хлопот домой. Что, плохо? Если ты, Вячеслав, думаешь, что сегодня умеющие рисовать – обязательно миллионеры, в старом понимании, то сильно ошибаешься. Поэтому художник сел в машину и поехал. Все бы хорошо, но одна деталь: где-то в центре ему нахлобучили на голову черную шапку и велели не снимать до самого того дома. А что ему оставалось делать?
– Синий «шевроле», говоришь?
– Ну. Приехали в подземный гараж. Поднялись лифтом. Возле длинной стены стоят картины – большие и маленькие. Все без рам, но на подрамниках. Наш художник поглядел и ахнул: это же редчайший Айвазовский! Шишкин там, Левитан. Словом, весь список, который наш бывший стажер Юра Гордеев представил. Выходит хозяин дома, так он понял, и спрашивает: это хорошие картины? И сколько они примерно могут стоить? А как называются? Ну ты понимаешь, Вячеслав, разговор идет тот еще! Наш бедный Воротников уже и сам не рад, что связался. Говорит: я не знаю, как полотна называются, надо бы посмотреть в каталогах работ этих художников. А хозяин ему заявляет, что никуда смотреть не надо. А нужно ему самому придумать к каждой картине название, написать на бумажке фамилию художника и заткнуть рот. А за все это, вместе взятое, вот гонорар. И хозяин протягивает ему ровно одну тысячу долларов. Как тебе?
– И он что, отказался?
– Ты сумасшедший? Искали б мы его… Он сделал все, что велел хозяин, пересчитал деньги, сел в машину, снова натянул на глаза шапочку и приехал домой. Я так понимаю, Вячеслав, что в любом случае эти несчастные купюры чуждого нам государства следует из дела исключить. Вякнет еще себе на голову…
– Да, тут ты прав, Семен Семенович, – в рассеянности переходя на «ты», сказал Грязнов. – А ехали долго?
– Ему показалось, что по времени как раз, чтоб выехать за кольцевую. Шапочку надели, между прочим, на площади Гагарина.
– Пожалуй, сходится… Но пока мы не возьмем этого гада, скажи художнику, Семен Семенович, чтоб он действительно больше рта не раскрывал, а то я за его жизнь теперь и копейки не дам. Ну а тот гонорар?… Пусть придумает какую-нибудь хренотень вроде того, что он по выходным на Арбате физиономии иностранцев рисует, вот и накопил. А тебе, дорогой Семен Семенович, объявляется благодарность начальника МУРа. Если удастся, то с соответствующей премией…
Около семи, когда на улице совсем стемнело, начали появляться насквозь промокшие сыскари. И скоро кабинет начальника был полон народа. Результаты такой массированной акции могли радовать.
Воробьева определенно видели в понедельник вечером и во вторник утром – в реаниматорской, в приемном покое и возле морга. Он во вторник уехал с медсестрой Колобовской, в чью смену привезли Комарова. Она же и сообщила дежурному врачу о его смерти. У нее отгул, а завтра она должна выйти на работу. Проживает в Софрине по Ярославской дороге.
Грязнов велел немедленно найти ее.
По поводу Криворучко – никаких сведений.
А вот что касается Сичкина, то с ним получилась интересная игра. Во-первых, его соизволила вспомнить Рива Марковна, соседка Красницкой. Только был он не один, а с молодым человеком невысокого роста. Они – работники Мосгаза, приехали по вызову. Ходили в подвал дома, поднимались зачем-то на чердак. Вот после них и стало сильно пахнуть. Кроме того, Сичкина легко опознали понятая Никонова и Самойленко Сергей Сергеевич – из милиции метрополитена.
Самого Сичкина дома не оказалось, оставили засаду.
Кстати, человека, похожего на Сичкина, видел один из водителей «скорой», который сидел в приемном покое с санитарами и слушал анекдоты, которые травил опознанный им капитан Воробьев. Однако утверждать, что человек, прошедший в больницу через приемный покой, был Сичкин, не берется, поскольку известно, что больные – а тот человек был в больничной пижаме – часто пользуются этим путем, чтобы добыть спиртное.