ЗАГОВОР ГОРБАЧЕВА И ЕЛЬЦИНА: КТО СТОЯЛ ЗА ХОЗЯЕВАМИ КРЕМЛЯ?

Итак, в таком виде я оказался на Политбюро, практически ничего не соображая. Потом в таком же состоянии очутился на пленуме Московского горкома… Вся партийная верхушка вошла на пленум, когда все участники уже сидели. Главные партийные начальники дружно сели в президиум, как на выставке, и весь пленум смотрел на них затравленно и послушно, как кролик на удава.

Как назвать то, когда человека убивают словами, потому что действительно это было похоже на настоящее убийство?.. Ведь можно было просто освободить меня на пленуме. Но нет, надо было насладиться процессом предательства, когда товарищи, работавшие со мной бок о бок два года без всяких признаков каких-то шероховатостей, вдруг начали говорить такое, что не укладывается у меня в голове до сих пор. Если бы я не был под таким наркозом, конечно, начал бы сражаться, опровергать ложь, доказывать подлость выступающих — именно подлость! С одной стороны, я винил врачей, что они разрешили вытащить меня сюда, с другой стороны, они накачали меня лекарствами так, что я практически ничего не воспринимал, и, может быть, я должен быть благодарен им за то, что они в этот момент спасли мне жизнь…

Потом я часто возвращался к тому пленуму, пытаясь понять, что же толкало людей на трибуну, почему они шли на сделку со своей совестью и бросались по указке главного егеря: ату его, ату… Да, это была стая. Стая, готовая растерзать на части, — я бы, пожалуй, иначе и не сказал…»[218]

Необходимо отметить, что большинство исследователей этого периода биографии Ельцина, почему-то упускают из виду тот факт, что из больничной палаты его повезли не сразу на пленум МГК, а сначала на заседание Политбюро, где присутствующие его члены могли воочию убедиться в его нормальной физической кондиции, хотя сам Ельцин об этом четко упоминает.

Итак, 11 ноября состоялся пленум МГК партии, который освободил Б. Н. Ельцина от должности первого секретаря и члена бюро МГК партии «за крупные недостатки, допущенные в руководстве Московской городской партийной организацией».

Первым секретарем горкома партии был избран член Политбюро, Секретарь ЦК КПСС Лев Николаевич Зайков.

На пленуме выступил М. Горбачев, который повторил свои утверждения о том, что Ельцин обнаружил полную теоретическую и политическую беспомощность в анализе хода перестройки, оказался неспособным понять серьезности переживаемого ее этапа. И т. д. и т. п., словно говорил о своих собственных ощущениях по поводу несбывшихся надежд по революционному (вернее, контрреволюционному) преобразованию общественного строя в СССР.

Дальше практически повторился тот же сценарий, который был продемонстрирован на Октябрьском пленуме ЦК КПСС. Та же вереница ораторов, те же пылкие обвинения под взглядами Горбачева и Лигачева.

Московских аппаратчиков особо не пришлось настраивать против своего бывшего руководителя. За два года правления Ельцин нажил слишком много врагов и недоброжелателей. Еще вчера все они были вынуждены таиться, безмолвно сносить унижения и обиды. Но едва раздался повелительный окрик — «Ату!» — как радостное чиновничество тут же ринулось топтать своего недавнего повелителя. Даже Горбачев вынужден был признавать: «В ряде выступлений явно сквозили мотивы мстительности и злорадства».

Первым слово дали бывшему первому секретарю Краснопресненского РК КПСС Ф. Козыреву-Далю:

«Когда меня утвердили председателем Московского агропрома, — сказал он, — я искренне верил в слова и обещания секретаря Московского городского комитета партии тов. Ельцина о поддержке в работе, а уже через 10 месяцев был вынужден писать личное письмо тов. Ельцину со словами: «В связи с отсутствием всякой перспективы быть вами принятым, вынужден и считаю долгом коммуниста обратиться к вам письменно».

Да, товарищи, на мою просьбу принять меня по вопросам работы Московского агропрома я получил ответ не лично от тов. Ельцина, а через его помощника, что перспектива у меня быть принятым тов. Ельциным нулевая.

Не был я принят и после прочтения моего письма. А ведь в письме подробно раскрывался весь механизм торможения деятельности Московского агропрома. В письме было прямо заявлено о негативной роли секретаря горкома партии тов. Низовцевой, об отсутствии поддержки всех перспективных направлений работы агропрома со стороны городского комитета партии.

Может быть, это случай? Нет, товарищи, это система. Система борьбы с трезвой, правильной и правдивой позицией, о которой Ельцин так много любил говорить с трибуны.

Я понял, что тов. Ельцина не интересуют проекты, которые дадут действительно отдачу, но чуть позже. Ему нужны были сиюминутные, громкие, эффектные мероприятия, пусть даже не обеспеченные своими силами. Ему нужен был авторитет любой ценой.

На вооружение брались только разрушительные действия. Товарищ Ельцин уверовал в свою безнаказанность, поставил себя в исключительное положение, когда, распоряжаясь единолично судьбами людей, он не нес никакой ответственности ни перед ними, ни перед ЦК КПСС».

Чистка продолжалась в таком же плане.