ЗАГОВОР ГОРБАЧЕВА И ЕЛЬЦИНА: КТО СТОЯЛ ЗА ХОЗЯЕВАМИ КРЕМЛЯ?

«А если он, что называется, решит пойти своим путем?»

«Мы его в таком случае просто сбросим, и все тут».

Демократы явно недооценивали Бориса Николаевича, считая его неотесанным простаком; партократом из плотников.

Из всех театров Ельцин предпочитал оперетту режиссера Курочкина. Классическую музыку — не слушал. В литературе понимал не больше, чем в высшей математике. У него, как у гоголевского Манилова, «всегда лежала какая-то книжка, заложенная закладкою на 14 странице, которую он постоянно читал уже два года»; в данном случае — роман Ю. Бондарева, что для либеральной интеллигенции уже само по себе вызывало пренебрежительное отторжение. О «начитанности» Б. Ельцина упоминает в своих мемуарах А. Коржаков:

«Я никогда не видел, чтобы он читал какие-нибудь серьезные книжки. Только детективы типа Чейза, да и то — на отдыхе.

Хотя дома у него была хорошая библиотека. В основном собрания сочинений. Но он получал их по выписке. Это было тогда модно и престижно.

Сомневаюсь, чтобы хоть одну из этих книг он читал…

Единственная книга, которая на моей памяти ему очень понравилась, была подарена Хазановым: томик произведений какого-то классика. Открываешь, а внутри — спрятана бутылка водки…»[263]

«Есть такой термин в карточной игре — держать за болвана. Так вот, за этого самого болвана держали они Ельцина. Но кто из них был истинным болваном, показало время.

Умные, интеллигентные, начитанные, привыкшие к накрахмаленным манишкам и консоме из фарфоровой супницы: против драчуна и выпивохи Ельцина эти профессора оказались пустым местом.

Большинство из них вскоре сойдет с дистанции. Из четырех сопредседателей МДГ — скоропостижно умерший Сахаров, понятно, не в счет — в большой политике не останется ни один. Афанасьев удовлетворится местом ректора Историко-архивного института [ныне РГГУ], Попов и двух лет не просидит мэром Москвы, эстонец Пальм вернется к себе в Тарту.

И только Ельцин — барачная шпана, с перебитой оглоблей переносицей и сиплым испитым голосом — на долгие годы сумеет удержаться на этом чертовом колесе, именуемом властью.»[264]

Однако некоторое время в МДГ лидирующую роль играл Юрий Афанасьев, который считал Б. Ельцина не совсем подходящей фигурой в качестве вождя оппозиции. При этом Ю. Афанасьев упорно разыгрывал прибалтийскую карту. На встрече с трудящимися в г. Таллине он заявил: «Я историк. С точки зрения исторической, мне представляется, что пакт Молотова — Риббентропа решил судьбу Эстонии. За ним последовала по существу оккупация. Многие приучены к мысли, что республики Прибалтики в 1940 году тоже пережили и революционную ситуацию, и социалистическую революцию. Но сегодня трактовать так происшедшее бесперспективно. Речь надо вести об исторической несправедливости в условиях исторической необратимости».

Ю. Афанасьев, развивая эту мысль, призывал признать «совершившуюся несправедливость по отношению к народам Прибалтики в период сталинизма». Из этого высказывания логически вытекает: «если «признать совершившуюся несправедливость по отношению к народам Прибалтики, если констатировать реальную оккупацию», то она продолжается и сегодня».

Далее автор рассуждает: «Мы обсуждаем исторические несправедливости — это бесспорно. Но мы обсуждаем их в рамках необратимого процесса. Это порой трудно осознать, но необходимо. Мы живем в мире, где перерешения силой означают уничтожение жизни». Следовательно, Прибалтика по-прежнему оккупирована, поскольку процесс этот необратим, а «перерешение» этого вопроса означало бы «уничтожение жизней».

И, наконец, давая интервью парижскому журналу «Пуэн», Ю. Афанасьев говорит, что «Ленин создал недемократический и репрессивный режим. Движение власти невозможно: исторический процесс необратим. Если этот режим боится правды о прошлом, то он тем самым признается, что он недемократичен и что он частично незаконен. Потому что, если история должна оправдывать прошлое, то она перестает быть историей, становится религией»[265].

И здесь, как видим, проводится мысль о недемократичности, частичной незаконности Советской власти как в целом в стране, так, стало быть, и в республиках, в том числе и прибалтийских, которые, как он указывал ранее, оккупированы.

Эти голословные утверждения Ю. Афанасьева, профессионального историка, ректора столичного историко-архивного института, многими людьми воспринимались на веру и, смыкаясь с позициями националистов из прибалтийских республик, способствовали разжиганию национализма в Эстонии, Латвии и Литве. Тезис об оккупации Прибалтики подхватили местные средства массовой информации и начали муссировать его, вызывая ненависть к русским.

Другой козырной картой в руках этого шулера были так называемые «северные территории» Японии, то есть острова Курильской гряды. Посетив Японию, Афанасьев заявил, что Курильские острова давно пора отдать Японии. Но вот это его заявление не понравилось в России. После этого влияние Афанасьева начало падать.