В ходе переговоров (а они скорее напоминали живой обмен мнениями) мы и пришли к окончательному выводу — модель Союза нас больше не может устраивать. И нет никакой необходимости включаться в процесс его реанимации. Второй наш вывод — республики должны стать по-настоящему полностью независимыми государствами, а связи между ними должны строиться на новых принципах сотрудничества. Часа два ушло на это обсуждение. Подняли на ноги юристов — имеем ли мы основания одобрять решения без участия союзного президента, без представителей других республик?
С. К. Говоря иными словами, вы заботились о легитимности?
Л. К. Именно так, мы хотели принять настоящий документ, документ, который бы ни у кого не вызывал никаких сомнений. Но сомнения возникли сразу — у наших юристов. Говорят, что нужно собрать всех, кто подписывал Союзный договор. Не три республики, а всех.
Мы решили зайти с другой стороны. Россия, Украина и Белоруссия стояли у колыбели Союза. Им и решать, ведь другие республики присоединились к договору потом. Юристы все же считали, что по такому поводу нужно собраться всем вместе. Ибо могут возникнуть проблемы, если нас не поддержат и выступят против.
С. К. Боялись, что Горбачев применит силу?
Л. К. Думаю, что проблема могла быть в другом. Боялись, что люди не воспримут наше решение как должное, будет ли документ легитимным для них. Сомнения оставались. И торопиться было опрометчиво, и времени для раскачки не было. Цейтнот. Именно поэтому окончательный документ был подписан лишь 22 декабря 1991 года на очередной встрече в Алма-Ате. И его подписали все республики.
А тогда, на встрече в Беловежской Пуще, мы формировали принципы взаимоотношений будущего содружества. Сидели и формировали. Писал я, Бурбулис — все участвовали. Писали, обсуждали и сразу отдавали на перепечатку. Работа была очень напряженной.
С. К. А помощники что, не помогали?
Л. К. Да не было никаких помощников, сами работали. Когда документ был готов, встал извечный вопрос что делать? Объявлять? Где и кому? Решили и поступили так: все вышли к журналистам и проинформировали их. Ельцин, Шушкевич и я ответили на вопросы корреспондентов. В подробности посвящать не стали»[516]
.А теперь предоставим слово представителям «второго эшелона» участников Беловежского сговора, которые не только выполняли техническую сторону при подготовке документов, но и вносили порой весьма существенные поправки, в частности, по приданию хотя бы внешней легитимности Беловежских соглашений. Кроме Г. Бурбулиса, который выступал в качестве идейного вдохновителя Б. Ельцина на подписание антиконституционных документов, значительную роль сыграл С. Шахрай, придававший им как бы юридическую состоятельность. Ему первому слово. Ниже приведены отдельные фрагменты из беседы С. Шахрая с корреспондентом «Независимой газеты»:
«Если диагноз Ельцина, Кравчука и Шушкевича был точен (а я считаю, что он был достаточно верен), то к 8 декабря геополитический выбор состоял в следующем: идем ли по югославскому пути братоубийственной войны всех со всеми или находим новую формулу содружества, в рамках которого решаем главные задачи — нераспространения ядерного оружия, сохранения геополитического пространства, военной безопасности, спасения экономики.
Не всё из соглашения до сих пор сработало, но… ядерное оружие осталось только в России. Не произошло образования еще одного клуба ядерных государств. Геополитическая стабильность была сохранена…
— Можно ли сказать, что украинская делегация сыграла решающую роль в том, что договор об СНГ получился таким, какой он есть?
— Если белорусская сторона готова была рассматривать вариант нового Союза, то украинская делегация приехала, чтобы «сделать всем ручкой». Состояние ее было эйфорическим. Работать было очень сложно. Я бы назвал роль Украины не решающей, но роковой.
— Могли бы вы подробнее рассказать, что происходило в Вискулях в те дни? Это событие обросло слухами и мифами. Например, говорят, что работа сопровождалась обильными возлияниями, которые помогли быстро все поделить.