Заговор Горбачева и Ельцина: кто стоял за хозяевами Кремля?

«Дорогой Джордж, — сказал он. — Я закончил. Это исключительно, чрезвычайно важно. По сложившейся между нами традиции, я сразу позвонил тебе, не прошло и десяти минут». Я пообещал сразу же прочитать соглашение, как только он пошлет мне текст, и быстро отреагировать. Я ощущал некоторый дискомфорт. «Мы будем работать с вами и с другими по мере развития событий, — сказал я. — Разумеется, мы надеемся, что все эти преобразования пойдут мирным путем». Обойдя вопрос поддержки со стороны Америки действий Ельцина, я добавил, что, по нашему мнению, во всем этом должны разобраться прежде всего сами участники, а не сторонние силы вроде Соединенных Штатов»[542].

Ельцин вилял хвостом перед Бушем, вызывая даже в нем чувство гадливости.

Президент США «ощущал некоторый дискомфорт» от столь унизительной формы доклада Б. Ельцина о содеянном. Удивительно, но никто из присутствующих при этом докладе никакого «дискомфорта» не ощутил. По крайней мере в своих воспоминаниях и многочисленных интервью об этом ни слова. Ельцин знал, кому нужно было звонить в первую очередь: не в Париж или Пекин и даже не в Москву, а именно в Вашингтон, тому, кто больше всех был заинтересован в гибели СССР и кому выражал (словно главному координатору заговора) свою преданность, стремясь одновременно заручиться его поддержкой в случае непредвиденного осложнения обстановки.

После докладов в Вашингтон и Москву состоялся праздничный обед, во время которого Ельцин, ободренный словами Буша, довел себя до такой кондиции, что ни о какой пресс-конференции, назначенной на 17 часов, не могло быть и речи. Она состоялась только в два часа ночи (причем Ельцина не сразу привели в чувство). Потом банкет, где Ельцин вновь быстро «дошел до кондиции», упал на ковер и облевался»[543].

Процедуру подписания исторического документа хорошо описал секретарь Союза писателей России Николай Иванов:

«…Ошалевших от важности и невероятности события журналистов ошалевшие же от собственной значимости клерки двух президентов и Председателя Верховного Совета Белоруссии впустили в павильон минут за пять до начала церемонии подписания. Единственная просьба в форме приказа — никаких вопросов Ельцину. Подписанты речей не произносили — ни перед кем: разработчики документов находились за спиной руководителей, а пятеро журналистов — не та аудитория. В гробовом молчании подписали бумаги. Все эти годы говорили, что под договором о распаде СССР стоят три подписи. На самом деле их шесть: свои автографы поставили также госсекретарь Российской Федерации Г. Бурбулис, Председатель Совета Министров Белоруссии В. Кебич и премьер Украины В. Фокин.

«Время! Засекли кто-нибудь, когда подписали договор?» — засуетились через несколько минут в холле. По журналистской привычке фиксировать события, время отметил только Юрий Дроздов — 14 часов 17 минут. По иронии судьбы на циферблате его часов была символика СССР.

Юрий Иванов, помня об обещании не задавать вопросов Ельцину, попросил руководителей делегаций стать вместе хотя бы для совместного фотоснимка. Борис Николаевич буквально сграбастал Кравчука и Шушкевича, прижал к себе. Первый и последний снимок трех лидеров — больше они уже вместе не собирались. В идее Содружества Независимых Государств независимости оказалось больше, чем содружества.

В павильоне засуетились официанты с подносами с шампанским, а Сергей Балюк и Евгения Патейчук заторопились из душного и тесного зала на свежий воздух. Падал снежок, надвигались сумерки, особенно ранние в лесу. «Ну что, Сергей Сергеевич, натворили мы с вами дел?» — вздохнула машинистка»[544].

А теперь о позиции Н. Назарбаева, который, судя по докладу Б. Ельцина Дж. Бушу, «…полностью поддержал их действия и намерен сам подписать соглашение как можно скорее». В беседе с главными редакторами московских газет, состоявшейся 15 апреля 1995 года, он, в частности, сказал:

«Горбачев пригласил нас, глав союзных республик, на 9 декабря — обменяться мнениями, по поводу нового Союзного договора. А 6 декабря мне в Алма-Ату позвонил Ельцин и говорит: «Лечу в Белоруссию, к Шушкевичу, пригласил туда и Кравчука, надо подготовиться к встрече с Горбачевым, договориться о будущем Союзе Суверенных Государств». Просто уведомил меня, но в Минск не пригласил. 8 декабря я вылетел в Москву. Прибыл во Внуково вечером, и тут мне говорят: «Вас ищет Ельцин, ищет Руцкой, ищет Шушкевич, ищет Горбачев». Что такое? Не пойму — вдруг я всем понадобился! Прямо в аэропорт звонят из Минска. Беру трубку — говорит Кебич, хороший мой знакомый, добрый мужик: «Мне поручено тебя встретить. Скорее приезжай!» Я не понимаю: «Подожди! Кто меня приглашает?» — «Да вот Борис Николаевич…» Трубку взял Шушкевич: «Мы тут документ один подписали, реализовали вашу старую идею».