Заговор Горбачева и Ельцина: кто стоял за хозяевами Кремля?

Перевод Б. Ельцина в Москву проходил по давно устоявшемуся ритуалу, сложившемуся в верхнем эшелоне всемогущего партийного аппарата. Любое предложение провинциальному руководителю о переводе его в Москву тщательно прорабатывалось в Секретариате и Политбюро ЦК КПСС и выносилось в качестве проекта соответствующего решения Политбюро на рассмотрение Генеральному секретарю. В случае одобрения со стороны последнего, машина кадрового перемещения кандидата начинала работать в обратном направлении с тем, чтобы то ответственное лицо, с которого начиналось изучение всей подноготной кандидата и под начало которого пойдет назначенец, сделал ему предложение, якобы исходящее и от него самого. Как правило, предварительное обсуждение кандидатуры происходило строго конфиденциально, чтобы не вызвать у последнего ненужных эмоций и преждевременных надежд, что, безусловно, скажется на качестве его работы на прежнем месте, в случае, если по каким либо причинам перемещение не состоится.

С небольшими нюансами и отступлениями от стереотипа в отношении Б. Ельцина все происходило именно так. Изучением вопроса о перемещении Б. Ельцина в Москву занимались Е. К. Лигачев и сам М. С. Горбачев, но предложение ему по телефону сделал секретарь ЦК В. И. Долгих, в подчинение которому как раз попадал Б. Ельцин в случае его согласия занять предложенный пост.

Слово самому «выдвиженцу», который в суете повседневных дел и забот, связанных с подготовкой к посевной кампании, вдруг вечером 3 апреля 1985 года, сразу же после проведения очередного бюро обкома, получил по телефону предупреждение, что с ним хочет переговорить товарищ Долгих:

«Не предполагал я, что именно в этот вечер мысли мои будут совсем в другом месте. В машине раздался телефонный звонок из Москвы. «Вас соединяют с кандидатом в члены Политбюро, секретарем ЦК товарищем Долгих». Владимир Иванович поздоровался, спросил, для вежливости, как дела, а затем сказал, что ему поручило Политбюро сделать мне предложение, переехать работать в Москву, в Центральный Комитет партии, заведующим отделом строительства. Подумав буквально секунду-две, я сказал, что нет, не согласен»[109].

Б. Н. Ельцин, как та невеста на выданье, с первого раза не согласился, обставив весьма «аргументированно» свой отказ, хотя по давно установившемуся правилу первое предложение следовало вежливо отклонить. Таков был партийный ритуал: необходимо было продемонстрировать готовность трудиться на своем старом месте, чтобы, чего доброго, наверху не подумали, что кандидат уже давно рвется в Москву и сидит на чемоданах. Тонкости этой «игры» Б. Ельцин знал превосходно, а потому практически мгновенно, не задумываясь, вежливо предложение В. И. Долгих отклонил, а «про себя подумал о том, о чем Владимиру Ивановичу не сказал». — О чем же подумал Б. Ельцин?: «…здесь я родился, здесь жил, учился, работал. Работа мне нравиться, хоть и маленькие сдвиги, но есть. А главное — есть контакты с людьми, крепкие, полноценные, которые строились не один год. А поскольку я привык работать среди людей, начинать все заново, не закончив дела здесь, я посчитаю невозможным»[110].

Все точно, по ритуалу. Как же можно бросить на полпути все, что задумано? Согласно этой логике никакое продвижение по службе вообще невозможно, поскольку всех дел по старой должности не переделаешь, они повторяются с закономерной периодичностью и давно уже превратились в повседневную рутину. Действительно, за девять лет на посту первого секретаря обкома Б. Ельцин познал все, увлечение работой на первых порах сменилось неизбежной усталостью, нужны были новые стимулы, чтобы заработать с прежней энергией. Нужно было снова таранить проблемы наподобие бульдозера, постоянно сворачивать горы. Но «Уральские горы», в понимании Б. Ельцина, были уже «сворочены». Что дальше? Уход на пенсию? Тихая заслуженная старость.

Конечно же, нет. Зачем же тогда все эти новации, рекорды, громкие почины, постоянное стремление выделиться? Затем, чтобы заметили и выделили среди равных, таких же «хозяев» других краев и областей.

Нет, отказываясь от первого предложения, Б. Ельцин конечно соблюдал ритуал, но не только: «В тот момент я себе в этом отчет не дал, но, видимо, где-то в подсознании мысль засела, что члена ЦК, первого секретаря обкома со стажем девять с половиной лет — и на заведующего отделением строительства ЦК — это было как-то не очень логично. Я уже говорил, Свердловская область — на третьем месте по производству в стране, и первый секретарь обкома партии, имеющий уникальный опыт и знания, мог бы быть использован более эффективно. Да и по традиции так было: первый секретарь Свердловского обкома партии Кириленко ушел в свое время в секретари ЦК. Рябов — секретарем ЦК, а меня назначают завотделом. В общем, на его достаточно веские доводы я сказал, что не согласен. На этом наш разговор закончился»[111].