– Разве ваше величество требует, чтобы я раздробил эти руки, которые цепляются за меня, и бросил ее без чувств к вашим ногам? Позовите ваших стражей, государь, и пусть они вырвут ее у меня, я не буду сопротивляться вашему приказанию.
– Было бы лучше, – сказала Маргарита, – если бы я заколола эту красавицу в его объятиях.
– Молчать! – закричал Генрих. – Она наконец смягчается.
– Кричтон, – сказала Эклермонда, – ваше слово дано, и вы не имеете права защищать меня.
– Моя рука парализована, – сказал с отчаянием ее возлюбленный.
– Когда вы произносили эту клятву, – продолжала с ужасающим спокойствием Эклермонда, – я дрожала, думая о ее последствиях, – я не ошибалась. Кому могла бы прийти мысль вложить кинжал в руку врага? Тот, кому вы дали ваше рыцарское слово, требует его исполнения, и я очень хорошо знаю, что он неумолим. Вам остается только одно – повиновение, и, чтобы вы могли повиноваться без угрызений совести, я отдамся ему добровольно. Не старайтесь удерживать меня, я не принадлежу вам более. Вы отреклись от меня в ту минуту, как эта клятва сорвалась с ваших уст. Вы не должны более обо мне думать, Кричтон. И именем той любви, которую вы питали ко мне, я приказываю вам, умоляю вас, не пытайтесь спасти меня.
– Мы говорили, что она смягчается, – вскричал Генрих, беря ее с торжествующим видом за руку. – Что же касается вас, кавалер Кричтон, мы в самом деле огорчены постигшим вас разочарованием, но надеемся, что наш орден Святого Духа утешит вас отчасти в потере вашей возлюбленной.
– Да погибнут эти проклятые узы, которые оковывают свободу моей души, а с ними вместе – да уничтожится всякое чувство благодарности!
– Очень благодарен, – отвечал с холодностью Генрих. – Наши милости, должно быть, недорого стоят, если их так легко отвергают, но мы не оскорбляемся от вашей вспыльчивости, кавалер. Минутное размышление сделает вас спокойнее. Нам говорили, что у шотландцев горячая голова, и мы видим подтверждение этих слов. Мы вполне вас извиняем. Вы находитесь в досадном положении, но не заботьтесь долее, мы отвечаем за безопасность этой девушки.
– Отвечаете ли вы за ее честь, государь? – спросил с горечью Кричтон.
– Ну, – отвечал с величайшей небрежностью Генрих, – пойдем же теперь на праздник.
Сказав это, он приложил к губам серебряный свисток. По данному сигналу дверь вдруг отворилась, открыты были портьеры, и глазам представилась ярко освещенная зала с рядами слуг и алебардистов, стоявших по обе стороны входа. В ту же минуту Шико вошел в молельню. Особенная улыбка оживила лицо Генриха.
– Чего же мы еще ждем? – спросил он, бросая на Кричтона торжествующий взгляд.
– Чтобы я проводил вас, – отвечал, подходя, Шико. – Только одно безумие достойно направлять стопы вашего величества.
– Злой! – сказал, смеясь, Генрих.
И, взяв под руку Эклермонду, он вышел из комнаты.
Кричтон, закрыв лицо руками, стоял с минуту как пораженный громом. Он был выведен из своего оцепенения легким ударом по плечу.
– Маргарита! – воскликнул он, отвечая на взгляд королевы Наваррской ужасным взглядом. – Зачем остаетесь вы здесь? Разве ваше чувство не удовлетворено? Вы заклали на алтаре безнравственности и сладострастия невинность, добродетель и непорочную привязанность. Неужели вы хотите своим присутствием оскорблять мою горесть или же вы жаждете моей крови? Возьмите этот кинжал и вонзите мне его в сердце.
– Нет, Кричтон, – отвечала Маргарита Валуа, – я желаю более благодарной мести. Что вы мне предложите, если я избавлю эту девушку от позора и спасу ее от сетей Генриха?
– Мою благодарность, мою жизнь!
– Этого недостаточно.
– Безграничную преданность.
– Мне надо более – вашу любовь.
– Требуйте от меня то, что я могу вам дать, но не это.
– Итак, вы ее покидаете? Или вы забыли, где она и в чьей власти? Или вы забыли оргии Генриха? Забыли вы соблазнительные сцены, столь гибельные для чести нашего пола, которые на них разыгрываются?
– Маргарита, ни слова более, я ваш!
– Клянитесь, что если я это сделаю, то вы всю свою жизнь не встретитесь с этой девушкой в качестве ее любовника, клянитесь именем Богородицы, которая нас видит. – И, требуя эту клятву, Маргарита протянула руку по направлению "Мадонны". – Клянитесь, и я удовольствуюсь этой клятвой.
Едва были произнесены эти слова, как Шико показался в дверях.
– Ее величество требует вашего безотлагательного присутствия на пиршестве, – сказал он, чуть не задыхаясь.
– Прочь отсюда, шут! – закричала Маргарита.
– Ее величество королева-мать, – прибавил шут более тихим голосом.
И пока он говорил, Екатерина Медичи вдруг вошла в молельню.
– Дочь моя, – сказала Екатерина, – мы вас везде искали в большом зале. Почему находим мы вас здесь и в таком обществе?
– Государыня! – сказала Маргарита.
– Мы бы желали говорить с вами наедине. Отпустите этого сеньора, – продолжала Екатерина, бросая надменный взгляд на Кричтона.
– Оставьте нас, кавалер Кричтон, – сказала Маргарита. И прибавила более тихим голосом: – Не забудьте же, что я вам сказала.
Едва Кричтон вышел из молельни, как увидел Шико. Они перекинулись несколькими быстрыми словами.