Заговор королевы

— Говорите, — отвечал король, — и, если ваша просьба не касается одной личности, которую я не хочу называть по имени, вы можете считать ее уже исполненной.

— Замените наказание, назначенное вами изменнику Руджиери, вечным изгнанием.

— Хорошо ли я расслышал? — спросил с изумлением король.

— Подарите мне его жизнь, государь, на условиях, которые я ему предложу, — продолжал Кричтон.

— Он в ваших руках. Поступайте с ним, как вам будет угодно, — отвечал Генрих. — Приведите сюда изменника, — прибавил он, обращаясь к страже, окружавшей Руджиери.

Полумертвый от ужаса, осыпаемый проклятиями зрителей, астролог был тотчас же приведен к королю.

— Козьма Руджиери, твоя виновность доказана, — сказал ему сурово Генрих. — Твоя участь — смерть или изгнание — зависит от шевалье Кричтона. Пусть он решит твою судьбу. На колени, презренный, и проси его о милости. Меня ты напрасно стал бы умолять.

Кричтон приблизился к астрологу, который униженно бросился к его ногам, обнимая его колени и стараясь пробудить в нем сострадание потоками слез.

— Пощадите! Пощадите! — кричал он жалобным голосом.

— Никакой пощады не будет, если ты не будешь мне повиноваться, — отвечал Кричтон. — Встань и слушай меня.

Несчастный поднялся, и Кричтон прошептал ему на ухо, на каких условиях может он рассчитывать на снисхождение. Астролог вздрогнул.

— Я не смею, — сказал он после короткого молчания, бросив украдкой взгляд на галерею, где сидела Екатерина Медичи.

— Тогда ведите его на пытку, — сказал Кричтон, обращаясь к страже.

Стражники бросились на астролога, как вороны на труп.

— Стойте! Стойте! — вскричал в ужасе Руджиери. — Я не хочу пытки. Я сделаю все, что вы от меня требуете.

— Уведите его отсюда, — приказал Кричтон, — пусть он остается под охраной в моем павильоне до конца турнира.

— Вы отвечаете за него головой, — прибавил Генрих. — А теперь, мой дорогой Кричтон, — продолжал он, — если вы хотите освободить пленную принцессу из заколдованного замка, спешите взять новое оружие. Жуаез найдет вам другую лошадь вместо раненной вероломным ударом вашего противника. Теперь, господа, в замок. Жуаез! Гей! Де Гальд! Мою лошадь!

Кричтон отправился приготовиться к новой борьбе, в то время как король, верхом на своей белой арабской лошади, принялся наблюдать за приготовлениями к большому турниру. В ту минуту, когда он пересекал арену, к нему подошел паж в ливрее королевы-матери и подал записку. Пробежав ее глазами, Генрих нахмурил брови.

— Черт возьми! — пробормотал он. — Неужели я вечно буду марионеткой в руках моей матери? Клянусь Святым Людовиком, этому не бывать! Но, однако, обдумав хорошенько, я думаю, что лучше будет уступить ей эту безделицу. Де Гальд, — шепнул он своему любимому слуге, подозвав его знаком, — ступай в павильон Кричтона и каким-нибудь образом дай Руджиери возможность убежать. Мы не хотим быть замешаны в этом деле. Ты понимаешь? Ступай же скорей!

Де Гальд отправился выполнять приказ своего господина, а Генрих, обратившись к свите, сказал с улыбкой, плохо скрывавшей его неудовольствие:

— Наша мать желает, чтобы общая схватка была отложена до вечера. Поэтому защита замка будет происходить, как это и было сначала задумано, при свете факелов. Жуаез, распорядись об этом. Ее величество желает также немедленно переговорить с нами, вероятно о государственных делах, — прибавил он саркастическим тоном. — После совещания, которое мы, конечно, не затянем надолго, мы хотим сразиться с этим храбрым шотландцем в честь нашей прекрасной царицы турнира.

С этими словами Генрих направился к королевской галерее.

ПАВИЛЬОН

Кричтон, надев великолепную кольчугу, присланную ему виконтом Жуаезом, собирался уже вернуться на арену, как вдруг у входа в павильон показался паж в королевской ливрее и доложил о прибытии королевы-матери.

Прежде чем Кричтон успел опомниться от удивления, Екатерина уже стояла перед ним.

— Наше появление, как я вижу, изумляет вас, шевалье, — сказала королева с улыбкой. — Это изумление еще более возрастет, когда вы узнаете, что привело нас сюда.

— Чему бы я ни был обязан вашим посещением, — холодно отвечал Кричтон, — я знаю по вашей улыбке, что мне следует ожидать какой-нибудь новой опасности.

— Вы оскорбляете нас вашими опасениями, шевалье Кричтон, — сказала Екатерина самым любезным тоном, — нашей вражды более не существует. Побеждая Гонзаго, вы победили и нас. Мы здесь для того, чтобы признать наше поражение, и мы уверены, что вы слишком великодушны, чтобы отказать в пощаде побежденному врагу.

— Ваше величество забываете о нашем свидании последней ночью, — сказал Кричтон. — Должен ли я напомнить вам ваше собственное выражение: "Слова — это плащ, под которым часто скрывается кинжал". Вы не побежденный враг, и мне, а не вам, следует просить о милости.

— Вам нечего более опасаться с нашей стороны, — сказала Екатерина, лицо которой слегка омрачилось, — конечно, если вы не будете безрассудно вызывать в нас вражду. Мы даем вам наше королевское слово, что мы пришли сюда с дружескими намерениями.