Заговор королевы

– Между умом и глупостью гораздо больше сходства, чем вам это кажется, – отвечал Шико. – Дураки, стоящие на высоте, для меня недосягаемой, слетели с этих же совиных насестов. Мне, как и каждому, нравятся красивые зрелища и, хотя я нисколько не желаю, чтобы меня окатил ливень их вздорных споров и не имею никакого расположения выдерживать двенадцатичасовой сеанс риторики и философии, на котором, если человек не может постоянно говорить, то по крайней мере изо всех сил старается принудить и других к молчанию, но мне будет очень приятно посмеяться, как в последнем акте скучной комедии, над этими старыми комедиантами, прогнанными с их подмостков молодым актером, который только еще начинает свою жизнь, но более искусен, чем они.

– Поостерегись, шут, тебя может услышать благородный Кричтон.

– Ну, в таком случае благородный Кричтон убедится, что я не льстец, – возразил шут. – Каждый знает, что я не из числа тех, которые за спиной говорят правду, а в глаза льстят. Пьер Бурдель, я скажу тебе кое-что на ухо. Ты носишь на полукафтане цвета твоей дамы и на шее ее портрет, но в ее сердце живет образ другого, а не твой. Прими совет дурака, забудь ее.

Брантом покраснел от гнева, но Шико с упорным ожесточением слепня продолжал:

– Такой сведущий историк, как вы, конечно, не забыли предания о прекрасной королеве, основательнице этого древнего здания, вход которого украшен ее статуей. Вы помните, как она улыбалась ученику Буридану и как в принадлежавшей ей роще на Сене она… но я вижу, вы припоминаете эту историю. Мне кажется, у нас найдется нечто подходящее к этой легенде. Впрочем, Жанна Наваррская была ни более ни менее как ветреная кокетка, игравшая плохие штуки со своими любовниками. Бедный Буридан мог бы пообдумать свой всем известный софизм, когда увидел себя в опасности быть поглощенным волнами реки, протекавшей под окнами его любовницы. (Жанна приказала зашить его в мешок и бросить в реку). Кажется, так передает легенда? Ха-ха!

И, разразившись громким смехом, шут убежал под защиту виконта Жуайеза.

– Хорошо, что я тебя нашел, кузен д’Арк, – сказал он. – Наш милейший Анрио очень нуждался в тебе на Сен-Жерменской ярмарке. Если бы ты и д’Эпернон были около него, нанесенное ему оскорбление не прошло бы безнаказанным.

– Какое оскорбление нанесли его величеству? – с живостью спросил виконт Жуайез. – Расскажи мне, чтобы я мог отомстить за него!

– Теперь не время, – отвечал Шико, – я тебе расскажу потом, когда твоя свита будет у подъезда. Виновники оскорбления – эти невежи студенты, изучившие придворные моды лучше, чем свои уроки, и шеи которых обернуты листами, вырванными из учебников, как вы сами видите.

– Понимаю, – возразил Жуайез, – дерзкая выдумка Гизов или их приверженцев; я бы размозжил череп этим бездельникам, если бы не было безумием заниматься марионетками, когда надо добраться до самого шарлатана.

– Наш Анрио думал иначе, – продолжал шут, – когда услышал вопль этих негодяев «По шее узнается теленок!».

– Черт возьми! – воскликнул Жуайез. – Сюда! Господин Ларшан! Приведите мою роту стрелков, дайте мне лошадь! На коня, д’Эпернон! Позови своих сорок пять[39]. Мы разгоним эту сволочь, мы свяжем их по рукам и по ногам и будем пороть до самых костей; мы их всех перерубим, если они вздумают сопротивляться. На лошадей, говорю вам!

– Успокойся, Жуайез, – возразил тихим голосом д’Эпернон, удерживая виконта. – Ты навлечешь на себя немилость его величества, затеяв ссору с университетом, и своей опрометчивостью очень обрадуешь Гиза и лигистов. Время для возмездия еще не пришло. Мы найдем более верные способы к отмщению.

– Как бы хотелось мне растоптать всю эту сволочь под копытами моей лошади! – возразил Жуайез. – Но я тебя послушаюсь, я знаю, ректор так же ревниво охраняет свои привилегии, как Гиз свою репутацию, и мы, может быть, не нашли бы достаточного предлога к нашему оправданию. Пусть он сам перевешает этих бездельников, и я сочту себя удовлетворенным. Этим он избавит от лишней работы палача.

– Всему придет свое время, – возразил д’Эпернон, – и мне сдается, что ректор по окончании своей беседы с Кричтоном обратится со строгим выговором к этим крикунам. Вот слушай!

Ректор, который своим разговором задержал Кричтона против его воли у входа в коллегию, обратился в это время к студентам, делая знак, что хочет говорить с ними. Как только присутствующие поняли его жесты, шум утих, и водворилось глубокое молчание.