Заговор королевы (Оформление Н. Лазинской)

— Остановитесь, милостивый государь! Одну минуту, умоляю вас, мое присутствие положит конец их неистовствам. Я сам пойду к ним. Они не посмеют ослушаться моих приказаний. — И в сопровождении начальника Наваррской коллегии ректор пробился к месту главной свалки.

— Дайте ему сделать еще и эту попытку, — обратился д'Эпернон к виконту Жуаезу, который, как горячий конь, не мог устоять на месте. — Если они не послушаются ректора, тогда…

— Хвала науке! — подхватил Шико. — Мы скоро увидим презабавный образчик их рыцарских чувств. Клянусь моей щелкушкой, им теперь не до нравоучений.

— Это напрасная трата времени! — вскричал Жуаез. — Я потерял терпение. Эти свирепые школьники не преклоняются даже перед величием королевской власти, — как же может ожидать ректор от них послушания. Ко мне, Лархан! Вперед!

Выхватив шпагу, в сопровождении капитана гвардии, виконт смело бросился в свалку.

Между тем известие, что Кричтон не ранен, немного успокоило ярость толпы. Однако же она была еще в сильном возбуждении. Огильви был вырван из рук Кричтона, и ему угрожала немедленная мучительная смерть. Лишенный возможности говорить под давлением сильной руки Кричтона, от которого он спасся только для того, чтобы очутиться в положении еще более ужасном, оглушенный ударами студентов, он только в минуту неминуемой крайней опасности снова приобрел дар речи. С отчаянием он вырвался из рук студентов и стал звать Кричтона на помощь. Его тотчас опять схватили. Неистовые вопли и насмешки этой безжалостной толпы заглушили его крики.

— Он зовет на помощь Кричтона! — ревел Каравайя, который одним из первых напал на злополучного шотландца и дико радовался угрожавшей ему опасности. — Ты столько же имеешь права просить помощи у Кричтона, которого хотел убить, как змея у пяты, которую ужалила. Но ты видишь, твой земляк остается глух к твоим жалобам.

— Вероятно, я ошибаюсь, — сказал Кричтон, который своим вышитым платком старался унять кровь раненого джелозо и ушей которого только что достиг последний возглас испанца. — Возможно ли, чтобы убийцей был один из моих соотечественников?

— Между тем это так и есть, сеньор Кричтон, — отвечал Каравайя. — Да падет на него вечный позор.

— Выслушайте меня, благородный Кричтон, — кричал Огильви, тогда как испанец напрасно старался принудить его к молчанию. — Не считайте меня виноватым в этом преступлении. Я не хочу погибнуть обремененным тяжестью злодейства, которого гнушаюсь. Я не убийца, я Гаспар Огильви де Бальфур!

— Остановитесь! — воскликнул Кричтон, поручая бесчувственного джелозо попечению одного из присутствующих и направляясь к Огильви. — Дайте мне переговорить с этим человеком. Докажи мне, чем бы то ни было, что ты именно тот человек, за которого выдаешь себя. Твой голос напоминает мне давно минувшее, но я не могу узнать Гаспара Огильви по этим чертам, покрытым кровью.

— Вы не узнали бы моего лица, хотя бы оно было очищено от этой грязи. Мы оба достигли зрелости с тех пор, как виделись в последний раз. Но вы вспомните, хотя это было очень давно, прогулку в лодке при лунном свете на озере Клюни, во время которой был спасен утопавший человек. Воспоминание об этом поступке было всегда моей радостью, сегодня же оно составляет мою гордость. Но не в этом дело, я хочу только доказать вам мое тождество, уважаемый Кричтон, а потом эти чертовы собаки могут делать со мной что им заблагорассудится.

— Вы достаточно сказали, я удовлетворен, более чем удовлетворен, — отвечал Кричтон. — Господа, отпустите этого господина, он совершенно не повинен в предъявленных ему обвинениях. Я своей головой отвечаю за него.

Студенты засмеялись с недоверчивым выражением.

— Порукой в его невиновности служат только его собственные слова, — сказал бернардинец, — а очевидность, к сожалению, против него.

— Этот нож находился в кармане его куртки, когда мы его вырвали из рук сеньора Кричтона, — добавил Каравайя, показывая окровавленное оружие. — Я нахожу, что это неоспоримое доказательство.

Буря ругательств разразилась в ответ на это воззвание к страстям толпы.

— Ты лжешь! — закричал Огильви, стараясь высвободить свои руки, — этот кинжал принадлежит тебе, мой же висит у меня на кушаке. Хорошо бы было, если бы я имел его под рукой.

— Ну так покажи его, — возразил Каравайя и запустил руку в разорванную куртку шотландца. — А! — закричал он вдруг. — Что это я нашел! Вот бриллиантовый перстень с гербом университета. Он вор и убийца!

Казалось, внезапная мысль озарила Кричтона.

— Здесь скрывается какая-то тайна, — воскликнул он. — Отведите к ректору обвиняемого и обвинителя.

Между студентами поднялся ропот:

— Он хочет спасти своего соотечественника! — кричали они. — Мы уверены в его виновности.

— Но вы не можете по своему произволу судить его, — строго возразил Кричтон, — передайте его в руки начальства, схватите этого испанца, его обвинителя, и я буду удовлетворен.