Хотя на похороны собралась вся «малая Корсика», траурный кортеж получился более чем скромный, и посторонние, провожая глазами процессию, состоявшую из одних стариков, думали, что наш мир покинул кто-то из обитателей дома призрения. Удивляло лишь, что гроба сразу три. Их несли на плечах корсиканцы, явившиеся отдать последний долг землякам, которые больше не увидят родного острова, а за ними – одна в глубоком трауре – шла старая Базилия (детей она оставила подруге). Следом, как самые старшие, шли Поджьо, потом – Прато, Пастореччья и, наконец, Мурато – единственная пара, которой не приходилось поддерживать друг друга на каждом шагу. Были здесь и Сервионе, и Кастелле с женами.
Отпевание совершалось в церкви Иисуса на улице Драут, где все эти славные старики всегда слушали воскресную мессу. Сервионе любил этот храм с его вечным сумраком. Там, в тишине, хорошо думалось, и комиссар, как человек глубоко верующий, часто приходил просить у Господа помощи в своем трудном деле. Старички собрались вместе, словно испуганные зверьки, находя успокоение в присутствии друг друга, а Сервионе устроился по другую сторону прохода и видел друзей в профиль. Он любил их, этих свидетелей иных времен. О нет, он не позволит бандитам Консегюда их мучить!
Когда кончилось отпевание, кортеж медленно, очень медленно побрел за крупной гнедой лошадью (такой же старой, как все эти корсиканцы), добрался до площади Сен-Франсуа, покинул пределы старого города, по бульвару Жана Жореса вышел на площадь Гарибальди, свернул на улицу Катрин Сегюран и стал подниматься по Эберле к Замковому кладбищу, где Пьетрапьяна купили кусочек земли, как только им стало ясно, что на возвращение в Корте у них никогда не хватит средств.
Пожимая руки старикам, тесно сбившимся у стены кладбища вокруг Базилии так, словно все они принадлежали к одной семье, Сервионе почувствовал, что никто не решается посмотреть ему в глаза, как будто доверие вдруг исчезло. Комиссар предложил развезти всех по домам на своей машине и на такси, но по приказу Базилии, которая теперь, после смерти мужа, возглавила клан, старики отказались. Обиженный и слегка опечаленный Оноре вернулся в участок. Он не мог понять странного поведения друзей.
Они приготовили целебный настой, разогрели остатки обеда и уложили отдыхать своих стариков, утомленных долгой дорогой к Замковому кладбищу и обратно. Теперь каждая могла действовать по собственному усмотрению. Они подождали, пока город окутает ночная тьма, и выскользнули из дому, не забыв запереть за собой дверь.
К счастью, дом Базилии был совсем рядом, и даже Барберинс Поджьо, жившей дальше других, пришлось пройти не больше полусотни метров. И скоро старухи тихонько постучали в дверь подруги, просившей их прийти попозже, тайком от мужей.
Каждый раз, впуская новую гостью, Базилия прижимала палец к губам, напоминая, что в соседней комнате спят трое сирот и будить их нельзя. Потом она целовала новоприбывшую и предлагала сесть за большой обеденный стол, освещенный керосиновой лампой. Последней явилась Антония Мурато.
– Мне никак не удавалось уложить Жана-Батиста, – объяснила она.
Как только все устроились за столом, Базилия оглядела лица подруг: изможденное и изрезанное морщинами – Барберины, все еще гладкое – Антонии, сморщенное, как печеное яблоко, – Альмы (зато на нем, словно два агата, посверкивали черные глаза) и, наконец, почти не тронутое временем, несмотря на возраст, лицо Коломбы – она все еще оставалась красавицей.
Прежде чем начать серьезный разговор, Базилия предложила гостям по чашечке настоя, куда каждая из них влила несколько капель апельсинового ликера.
– Вы, конечно, догадываетесь, что я позвала вас сюда только ради своих мертвых…
Подруги ответили долгим скорбным стоном.
– …и если я не захотела, чтобы ваши мужья пришли вместе с вами, то лишь потому, что это дело должны решить мы сами и таким образом, который мог бы испугать мужчин…
Старухи жадно ловили каждое слово, а Барберина даже приложила к уху руку, чтобы лучше слышать.
– А теперь вот что… никто из вас не обязан действовать со мной заодно… Если вы против – возвращайтесь домой и не будем больше говорить об этом… Вы забудете… А я и одна со всем справлюсь… Это займет больше времени, но я своего добьюсь, потому как Господь наверняка не допустит, чтобы я умерла, не закончив дела…
Гостьи мягко отклонили предложение уйти, и Базилия, успокоившись на их счет, продолжала:
– Мы, корсиканцы, не из тех, кто прощает… Я отплачу за причиненное мне зло… как требует честь… Неотомщенный покойник мертв вдвойне… И кто станет уважать его родню?
Послышался одобрительный шепоток. Каждая из этих старых женщин наслушалась в детстве рассказов о вендетте. Они знали, что пролитая кровь требует столь же кровавого возмездия, и считали этот закон справедливым. Базилия стукнула по столу сухим, узловатым кулаком.
– Я рассчитываю, что вы мне поможете отомстить проклятым бандитам, убившим Антуана, Анну и Доминика.
– Но мы их не знаем! – прошамкала Барберина.
– Я знаю их всех!
– Тогда почему ты не сказала полиции?