Заговор, которого не было...

На это мало кто раньше обращал внимание, но будущий контрреволюционер, между прочим, действительно вошел в историю революционного движения в России. Его упо­минают в своих воспоминаниях многие «старые большеви­ки» — как химика, «спеца» по изготовлению «бомб» для большевиков-боевиков. Упоминают и его подпольный псевдоним «Эллипс», называют его «талантливейшим ин­женером». В 1934 г. издательство «Старый большевик» вы­пустило книгу «Первая боевая организация большевиков» (1905—1907). Поскольку из песен тогда еще слов не выбра­сывали, в том числе и из песен о славном революционном прошлом ВКП(б), то без упоминания активного члена бое­вой технической группы ЦК нельзя было обойтись. Это уже потом, спустя несколько лет, почти не останется тех, кто мог бы что-то вспомнить, а случайно уцелевшие будут в своих мемуарах преподносить уже стерилизованную, пере­писанную (по Оруэллу) историю. В 1934 г. еще помнили. Но уже не могли «помнить» подлинную фамилию расстре­лянного «контрреволюционера». Вот почему в этой книге, давно по ряду причин ставшей библиографической редко­стью, о Тихвинском упоминания присутствуют, но фигу­рирует он в воспоминаниях лишь под подпольными клич­ками — «Эллипс» и «Добрый». Ну, «Эллипс» — скорее от технической специальности, а «Добрый», судя по всему, в какой-то степени отражает характер молодого профессора. Вот почему я склонен верить воспоминаниям тех, кто пи­шет о Тихвинском с симпатией, и не верить или верить с большими оговорками мемуарам, например В. Д. Бонч- Бруевича, писавшего в 40-х гг. о встречах с Тихвинским в Цюрихе, куда приват-доцент Киевского университета при­был для встречи с находившимися в эмиграции руководи­телями российской социал-демократии. Мало того, что молодой ученый предстает в воспоминаниях как крайне неприятный, озлобленный, экстремистски настроенный человек, он еще и весьма подозрителен большевикам- эмигрантам: уж не провокатор ли — высказывали они тогда якобы предположения... Хотя никаких подтверждений этим предположениям не приводится, Бонч-Бруевич выс­казывает даже предположение: не из-за Тихвинского ли провалились мастерские по изготовлению взрывчатых ве­ществ для террора? Столь негативная оценка бывшего то­варища по партии становится понятна, когда читаешь сле­дующий пассаж в мемуарах: «В 1919 (тут Бонч-Бруевичу изменяет память, ибо до ареста в 1921 г. Тихвинский был вне подозрений, спокойно служил советской власти. — он оказался одним из вредителей, направив все свое устремление против Советской власти и против диктатуры пролетариата».

И далее: «Он был изобличен в пересылке сведений сво­им бывшим хозяевам-капиталистам о работе нефтяных промыслов и всевозможных иных по советскому строи­тельству, был арестован ВЧК, после доклада этого дела Владимиру Ильичу (!) был приговорен к расстрелу и рас­стрелян как злостный враг диктатуры пролетариата. Так окончилась жизненная карьера этого ненавистника орто­доксальной социал-демократии, который так зло проявил себя еще в Цюрихе в 1900 г.».

Никаких доказательств «провокационной деятельнос­ти» бывшего «товарища по партии» В. Д. Бонч-Бруевич, разумеется, не приводит, как не затрудняли себя доказа­тельствами в 1921 г. петроградские партийцы. Но не будем здесь размышлять над своеобразием человеческой памяти, нашим умением «задним умом» объяснять события и фак­ты прошлого. Не будем иронизировать над признаниями старых большевиков, на протяжении нескольких десяти­летий не раз отказывавшихся от своих товарищей по борь­бе, когда их приговаривали к расстрелу, и вновь вспоми­навших о замечательных человеческих качествах пламен­ных революционеров, когда прокурорскими работниками доказывалась юридическая невиновность погибших в ре­зультате внесудебной расправы. Бог им судья. Поразмыш­ляем над другим. При том, что «Дело Тихвинского М. М.» практически — пустая папка, история сохранила ряд фак­тов, характеризующих этого человека неоднозначно, давая возможность взглянуть на эту неординарную фигуру как бы с разных ракурсов. Итак, вернемся в 1905—1906 гг., ког­да, по позднему убеждению В. Д, Бонч-Бруевича, враг дик­татуры пролетариата и возможный агент охранки Михаил Тихвинский служит вначале приват-доцентом, а затем и профессором в Киевском университете, помогает социал- демократам в изготовлении бомб для их террористической деятельности, укрывает, сильно при этом рискуя, партийцев-подпольщиков.

Подпольная кличка «Добрый»

Попробуем взглянуть на жизнь молодого ученого как бы сквозь факты его «общественной» деятельности. Что это был за человек? Злой или «Добрый» (может, кличку дали от противного?), надежный, порядочный или так себе?

Вот, скажем, факты семейной жизни. Мать его, вдова священника, получала пенсию 28 рублей. Михаил Михай­лович не только постоянно оказывает ей материальную по­мощь, но и фактически «выучивает» брата Всеволода. В де­кабре 1906 г. младший брат, наконец, заканчивает Санкт- Петербургский университет.