Заговор «красных маршалов». Тухачевский против Сталина

С другой стороны, крушение идеи мировой революции в этой же войне, в результате катастрофы Тухачевского под Варшавой, обозначило развитие русской революции по «национальному» вектору. Спустя пять лет он был уже постулирован как строительство социализма в одной стране. Иными словами, происходило сращивание «национально-государственной идеи» с идеей социализма, но в «транскрипции» большевистской идеологии и большевистских методов.

Арестованный 6 июня 1937 г. (т. е. в период следствия по «делу» уже арестованного Тухачевского) Н.В. Устрялов сообщал на следствии, что в сентябре 1936 г. у него состоялась встреча с Тухачевским – по инициативе последнего и на квартире последнего. Устрялов признался, что, хотя прежде ему не приходилось встречаться с маршалом, он «о нем много слышал, читал написанную о нем зарубежную литературу». По словам Устрялова, в его мыслях «Тухачевский не раз смутно выплывал (во время… термидорианских и бонапартистских теорий) как подходящая кандидатура в русские Наполеоны. Свои произведения, печатавшиеся в Китае, я посылал и Тухачевскому. и мне было интересно его повидать и побеседовать»⁴⁷⁹.

Еще в 1919 г. в разговоре с Ключниковым Устрялов фактически обозначил основные элементы идеологии «национал-большевизма» в парадоксальных расчетах на соединение «белого движения» с «большевизмом». Проявляя к этому времени совершенно очевидные симпатии к успехам большевиков, он считал при этом, что «только. Белое движение сможет утвердить завоевания большевиков для истории. Сам большевизм для этого недостаточен. Чтобы консолидировать французскую революцию, нужен был Наполеон…»⁴⁸⁰.

«Наполеон рождается, однако, не из поражения, – обосновывал Цуриков свой скепсис в отношении «наполеоновских» перспектив Тухачевского в СССР, – и не из балаганных маневров, а из победы. Пока Тухачевский командовал округом, еще можно было думать, что он наконец решится на что-нибудь, напоминающее его прежнее поведение в плену. Но принятие им тылового поста начальника штаба, не оправдываемого его теоретическими знаниями и потому явно представляющего почетную отставку, было его концом. Может быть, так было и удобнее, и спокойнее, но не «наполеонистей». Что будет дальше с ним – мы не знаем, но Наполеона из Михаила Тухачевского „не выпеклось“»⁴⁸¹.

«Наполеоновская мания» подпоручика Тухачевского в бою под Кжешувом 2 сентября 1914 г. уже тогда обнаружила призрачные очертания, еще, разумеется, никем не предполагаемого, будущего «красного Бонапарта», вызывая лишь снисходительно-добродушную иронию, проявлявшуюся в его полковом прозвище⁴⁸².

Сквозь призму именно этого прозвища, со временем утратившего иронию и приобретшего свойства устойчивого политического ожидания и надежд не только белого движения, но и русского зарубежья, пожалуй, воспринимались, как уже говорилось, и все последующие действия Тухачевского.

Однако, несмотря на внешнее сходство с Наполеоном, несомненно влиявшем на самочувствие и самоидентификацию Тухачевского, особенно в ранней молодости, несмотря на мечты о воинской славе, подобной «наполеоновской», несмотря даже на наличие бонапартистских политических намерений, несомненно беспокоивших его время от времени, Тухачевского, пожалуй, вряд ли можно идентифицировать как «красного Наполеона по его психотипу».

Лейтенант Бонапарт, в отличие Тухачевского, не был «одержим» войной и армией и не грезил мечтами о славе великого полководца и, уж конечно, в мыслях не представлял себя императором французов. В молодости его мечты выше чина майора не простирались. Ему больше импонировала карьера военного моряка, каковым он, к своему сожалению, не стал. Он хотел стать писателем, пробовал себя на этом поприще; первоначально он был корсиканским националистом, писал «Историю Корсики». Он стал офицером артиллерии, куда, как правило, попадали лица буржуазного происхождения или бедные дворяне, предки которых часто также являлись выходцами из буржуа. По собственному признанию, Наполеон почувствовал свою незаурядность лишь в 1796 г., в сражении на Лодийском мосту.

Наполеон вырос из Века Просвещения, верил в Просвещенный Разум, его любимой книгой была книга Гете «Страдания молодого Вертера», его увлекала государственная деятельность, устройство общества на принципах Просвещенного Разума. Он тяготел к рационализму и был убежден в том, что «у государственного человека сердце должно быть в голове». Вот почему одним из его кумров был великий французский полководец маршал Тюренн, у которого, как считал Наполеон, «сердце было в голове».

Тухачевский же был рожден декадансом, он верил в «волю и представление» (по Шопенгауэру и Ницше), был увлечен Достоевским и очарован образом Николая Ставрогина из «Бесов». Государство и государственная деятельность привлекали его главным образом как инструмент обслуживания армии и войны. В этом отношении социализм представлялся ему эффективной системой и инструментом для реализации его военных грез. Он был до мозга костей военным и уже постольку государственным человеком.