Заговор Мерлина

Наконец ливень перешел в мелкую морось, и мне показалось, что начало немного светать. Я уже видел тропу, вьющуюся впереди по расщелине в скалах. Все острые грани были слегка очерчены серебристо-голубым. А потом впереди послышались звуки. Не такие, как раньше. Это было больше похоже на удары и крики.

Я пошел вперед очень медленно и осторожно, приставляя ногу к ноге и прижимаясь плечом к правой стене, чтобы иметь возможность заглядывать за каждый угол, прежде чем я его обойду. Впереди было что-то огромное и живое, и оно орало во всю глотку.

Миновав третий поворот, я начал разбирать слова.

– Вспашем поля и засеем мы их динамитом! – услышал я. А потом, после следующего поворота: – Добрый король Венцеслав взглянул в последний раз – а в первый раз он когда взглянул? – на славный пир Стефана!

Я едва не заржал, однако шел вперед по-прежнему очень осторожно. Вокруг становилось все светлее, а спереди по-прежнему доносились вопли. Пением это назвать было нельзя. Все мелодии были перевраны до неузнаваемости. Наконец я миновал последний поворот и увидел того, кто издавал весь этот шум.

Это был тощий, седой старый пьяница. Он сидел, привалившись к выступу скалы, и пел во все горло. Когда я осторожно выглянул из-за поворота, он орал: «Скала веков, разверзнись предо мно-ою!» – и держал в трясущихся старческих ладонях маленький голубой огонек. Огонек ярко освещал его одежду и играл на мокрых скалах и его морщинистом лице с раззявленным ртом. Когда я выглянул из-за угла, он приподнял огонек повыше и вскричал:

– Выходите, выходите оба! Или у меня просто в глазах двоится? Выходите, чтобы я мог хорошенько разглядеть вас обоих! Не прячьтесь там по углам!

Я вышел и остановился перед ним. Он выглядел вполне безобидным. Никогда еще не видел, чтобы человек был настолько пьян, – даже мои приятели, когда выжрали все папино виски, и то были потрезвее. В таком состоянии этот тип никому вреда причинить не мог. Он видел-то меня и то с трудом. Он нетвердой рукой протянул в мою сторону голубой огонек и прищурился, вглядываясь. Я думал, что этот огонек – что-то типа специальной уличной свечки или фонарик вроде тех, которыми пользовались Арнольд и компания, но нет. Это оказался просто язычок голубого света, танцующий прямо у него на ладони.

– Я пьян! – сообщил старик. – Нажрался в зюзю. Никогда не мог ходить этими путями, если сперва не нажрусь. Слишком страшно. Вот ты – тебе страшно?

– Страшно, – ответил я. Я все никак не мог оторвать глаз от язычка пламени. Это была одна из самых удивительных вещей, какие я когда-либо видел. – А оно не жжется?

– Вовсе нет, вовсенет, вовсенет! – заорал в ответ старик. Он был слишком пьян, чтобы говорить тихо. – Видишь ли, оно имеет ту же сущность, что и моя плоть, потому и не жжется. Оно называется огоньской колданек… то есть колдовской огонек. Оно даже не горячее, милый юноша. Даже не теплое. Ну давай, давай, выкладывай, выкладывай!

– Чего выкладывать? – не понял я.

– Ну как же: что тебе нужно или чего тебе хочется. В этом месте надо повстречать троих, нуждающихся в помощи, и помочь им всем, чем сумеешь, и тогда попадешь туда, куда тебе надо. Ты у меня третий! – крикнул он, размахивая своим голубым огоньком взад-вперед почти у меня под носом, – так что я, естественно, тороплюсь поскорее разобраться с тобой, сделать все, что надо, и отправиться своей дорогой. Ну, выкладывай! Чего ты хочешь?

Надо было спросить, как найти Романова. Теперь я это понимаю. Если бы я так и сделал, многое пошло бы иначе. Но этот голубой огонек настолько меня зачаровал, что я отклонился назад, чтобы он не слепил мне глаза, и указал на него.

– Могу ли я делать то же самое? Можете ли вы показать мне, как это делается?

Старик подался вперед, вглядываясь в меня, и едва не свалился со своей скалы.

– Удивительно, – сказал он, поспешно откинувшись назад и снова прислонившись к скале. – Удивительно. Ты находишься здесь и тем не менее не умеешь делать простейших вещей вроде возжигания света – или надо было сказать «ожидания смеха»? – ну, не важно. Ты этого не умеешь. Почему?

– Меня никто не учил, – ответил я.

Старик слегка качнулся из стороны в сторону.

Вид у него сделался торжественный.

– Цитирую! – объявил он. – Я хорошо знаком с литературой нескольких миров, и вот я цитирую: «Чему же все-таки их учат теперь в школах?» Откуда это – знаешь?

– Из книжки про Нарнию, – ответил я. – Из той, где начинаются все приключения. Так вы мне покажете, как зажигать такой огонек?

– Я тебе скажу! – поправил он меня с еще более торжественным видом. – Показать не могу, потому что это исходит изнутри тебя, понимаешь ли. Надо найти свой центр – это-то ты умеешь?

– Пупок, что ли? – спросил я.

– Нет, нет! – взвыл он. – Ты же не женщина! Или ты женщина? Честно говоря, я тебя плохо вижу, но твой голос кажется мне принадлежащим подростку мужского пола. Это так?

– Да, – ответил я.

– И невежественному как пробка! – проворчал старик. – Надо же, таких вещей не знать… Твой центр – он вот где!