Заговор на Нуич-стрит

– А если он вернется раньше, чем через пять лет?

– Мы отступим. Время играет на нас. Зачем лишать себя преимущества?

– Хорошо, папочка, – ответил Римо и спросил:

– Ты говорил, что когда-нибудь я, белый человек и не кореец, смогу занять место Мастера Синанджу. Это правда?

– Нет, конечно, – ответил Чиун. – Это была просто песня, чтобы ободрить тебя.

– Я не верю тебе, – сказал Римо.

– Замолчи! Ты только что из-за собственной глупости чуть было не уничтожил плоды моих десятилетних трудов.

Римо помолчал и, скривившись, от боли поднялся на ноги.

– Это хорошо, что тебе больно, – сказал Чиун. – Боль – прекрасный учитель. Тело запоминает все, даже то, что не фиксируется в сознании. Пусть боль поможет тебе запомнить: никогда не торопись. Время – или твой союзник, или твой противник.

– Папочка, я должен еще закончить кое-какие дела.

– Хорошо, только побыстрее. Рубашка, даже если завязывал ее я, – не самая лучшая в мире повязка.

Глава семнадцатая

Римо поднялся на трибуну большого зала нового здания на Нуич-стрит. Толпа восторженно взревела, и он, чтобы хоть немного утихомирить присутствующих, помахал здоровой рукой над головой. Вопли не утихали. Римо улыбался телекамерам, фотоаппаратам и, конечно, залу.

Под новой рубашкой и пиджаком все еще была импровизированная повязка Чиуна. Резкая пульсирующая боль не утихала, но Римо улыбался. Он улыбался трем президентам братских профсоюзов, сидящим в президиуме. Он улыбался министру труда, знакомым делегатам съезда и Эйбу-Ломику Бладнеру, который вопил громче всех в зале.

Помещение было меньше, чем зал, в котором прошла первая часть съезда, но вполне помещало всех делегатов. На втором ярусе балкона даже было несколько свободных мест.

Римо придвинулся к микрофону. Шум поутих.

– Братья водители! – начал Римо. – Братья водители, я должен сообщить вам печальное известие.

Римо сделал паузу, чтобы окончательно успокоить зал и завладеть его вниманием. Он поискал взглядом тех, с кем встречался час назад. Они уже были в курсе печальных событий: Джин Джетро, который всегда был человеком со странностями, неожиданно скрылся. Об этом Римо сообщил им час назад, причем ему поверили сразу, поскольку не было причины не верить. Беседа Римо с этими людьми – ключевыми фигурами профсоюза – проходила в небольшом помещении для регистрации прибывающих, в то время как начали съезжаться делегаты съезда.

Чтобы решить, как дальше действовать союзу, оставалось меньше часа. В маленьком офисе собралось человек двенадцать.

– Можно просто передать полномочия вице-президенту профсоюза, но можно придумать и кое-что получше.

Делегаты согласно закивали. Часть сидела в креслах, двое облокотились на стол, один присел на край кадки с пальмой. Послышался одобрительный шум. «Этот парень знает, что делает!»

Римо продолжал:

– Если мы отдадим выдвижение кандидатур на пост нового президента на откуп съезду, ничего хорошего из этого не выйдет. Надо самим выдвинуть кандидата, и тогда дело пойдет. Давайте договоримся прямо сейчас. Или у нас будет крепкий профсоюз, или наступит хаос. Решать – вам. Кого из присутствующих мы можем предложить съезду?

Кто-то из делегатов, слегка ошеломленных неожиданным развитием событий, предложил выбрать Римо.

Римо покачал головой:

– У меня есть кандидатура получше, я знаю подходящего человека.

Это было час назад, и теперь, стоя перед залом, Римо понимал, что одно неудачное слово может все испортить. Римо вглядывался в лица сидящих в зале. К потолку струилась голубизна табачного дыма.

– Плохая новость. Нас покинул Джин Джетро – наш президент. Он подал в отставку, и его уже нет в стране. Уезжая, он оставил мне это письмо.

Римо поднял над головой листок бумаги. Он был чист, но никто, кроме Римо, этого видеть не мог.

– Я не стану читать вам это письмо, потому что слова не в силах передать любовь и приверженность Джетро к нашему союзу, ко всему профсоюзному движению, к американскому образу жизни. Дело не в словах, а в голосе его сердца, наполненного любовью к вам. Мне он сказал, что слишком молод для такого поста. Так он сказал. Я ответил, что возраст измеряется не только годами. Возраст определяется честностью и отвагой, любовью к выбранному делу. Я сказал, что все это у него есть в избытке, но он не захотел меня слушать. Джетро победил на выборах, но признался, что боится быть лидером, что хочет укрыться подальше и хорошенько все обдумать. В заявлении об отставке все это есть, но мы и без того понимаем, что творилось в его душе.

Римо разорвал чистый листок бумаги на мелкие кусочки, а кусочки превратил в конфетти.

Зал загудел. Многие были потрясены, но не те, с кем встречался Римо часом раньше. Они были готовы, и ждали только, чтобы Римо сделал заявление, о котором они договорились.