Заговор обезьян

А он не смог так смиренно принять всё то, что с ним случилось, не хотел сгинуть в тенетах, в трясине, в мороке. И продолжал трепыхаться даже тогда, когда понял: никогда и никому ничего не докажет. И не вынес! Да, не вынес и сорвался! Сорвался, сорвался! Но и побег только всё усложнил…

— Вам плохо? Сердце, да? — услышал он над собой голос и поднял глаза. Рядом стояла высокая молодая женщина с седыми волосами и, жалостливо заглядывая в глаза, что-то доставала из сумки. — Что принимаете? Нитроглицерин, нет? А валидол?

— Спасибо, ничего не надо! Спасибо! — поднялся он, уступая женщине место: мог бы сделать это и раньше. И как только трамвай остановился, выскочил наружу. Как трудно дышать! Всё, всё, перезагрузись! Рано подыхать, надо прежде встретиться с Пустошиным, а потом…

И скоро снова оказался в знакомом дворе. Там стало оживленней, откуда-то взялось много маленьких детей, а с ними и молодых женщин. Пришлось сделать крюк и обойти эти островки жизни, но голоса доставали и на расстоянии.

— Я кому сказала, отдай! Кому сказала! Не бросишь, придушу, блядёныш! — кричала совсем юная, с фарфоровым личиком женщина своему маленькому сыну, а тот прижал к груди чужую машинку и не хотел отдавать. Что же она так на ребёнка? Он ведь вырастет и ответит тем же. Ответят, все ответят. Все?

А вот железная дверь! Он изучил её как ни одну другую: подтеки серой краски, круглую коричневую ручку, приваренный крючок посредине, остатки клея и бумаги. Теперь он попробовал не просто дёрнуть за ручку, но и покрутить её… Круглая, нагретая солнцем, она легко поддалась, вертелась хоть вправо, хоть влево, но двери не открывала. И тут он растерялся. Недавней уверенности, что он обязательно сегодня встретится с Пустошиным, уже не было.

И помощи ждать неоткуда. Нет рядом Антона. Антону хорошо, у него есть брат. Он видел, как теплели его глаза, как размякал он, жёсткий и колючий, когда брат приходил на заседание суда. И сам Антон по-братски поддерживал его все эти годы. Но они были спаяны общей судьбой… А вот Толя! Он обращался с ним, как с недоумком, рохлей, размазнёй, он насмешничал, но и… В нём действительно было что-то от старшего брата. Но нет рядом майора Саенко. Остался в других краях. Толя — птица редкая, special jet, что сделан по особому заказу. И совсем не для него. Вот и Пустошин где-то в своих делах, зачем ему какой-то беглый товарищ…

Нет, в самом деле, сколько ему ещё царапаться в эту дверь? Наверняка намозолил кому-то глаза. И он как можно равнодушней обвёл взглядом окна. Так и есть! На втором этаже кто-то поправлял занавеску. Надо уходить! И, свернув за угол, он припустил вдоль длинного, стоявшего глазастой стеной дома. Интересно, насколько его хватит, если Пустошин не появится. А вдруг он, как и журналист, внезапно заболел, уехал в отпуск, умер, наконец? Нет, нет, только не это…

Дело шло к вечеру, и скоро со всей неотвратимостью встанет вопрос о ночлеге. Может, выйти на берег реки, по карте это не так далеко. На берегу лодки, сарайчики для лодок, прикидывал он, хорошо понимая, что никаких лодок, никакого берега не будет. И когда слева от себя увидел открытые двери подъезда, не раздумывая, кинулся в его тёмную глубину и птицей взлетел по лестницам.

Там, между девятым и техническим этажами, было серо, пыльно, пусто. Это ничего, он купит газет, расстелет, и можно будет лечь. Да, жизнь упростилась до предела, до того предела, когда будет всё равно, где спать, что есть… Ничего, ничего, это гораздо лучше, чем на улице под кустами. А что, здесь уютно, тихо, безопасно! Но не успел он обрадоваться укромному месту, как разглядел красную жестянку со свежими белыми окурками. Это уже не есть хорошо! Но почему? Сигареты одной марки, окурки одинаковые, может, курил один и тот же человек. И он придёт сюда вроде как курить, а спросят, скажет: живёт, мол, здесь, недавно переехал, и назовёт какую-нибудь квартиру с нижних этажей. А почему, если жилец, пришёл курить с сумкой? Почему, почему? С женой поссорился. Нет, зачем поссорился? Он поставит сумку сюда, в эту замечательную нишу, прикроет вот этой фанеркой — и все дела. Может, сейчас так и сделать и свободным поехать на почту и попытаться ещё раз позвонить. И потом надо заправиться, и хорошо бы чем-нибудь горячим, вот-вот, горяченьким… Да-да, нужно идти, а то газетный киоск закроется, и он останется и без постели, и без чтива. И без мороженого. Он обязательно купить большую такую порцию… Теперь кажется, не ел мороженого с самого детства. Хочешь подсластить пилюлю? Да, да! Но вот котомку он здесь не бросит, а то вдруг не сможет попасть в подъезд, и придётся искать другое место…