Заговор обезьян

Вот так они и разговаривали, будто отвлекали себя. Но в разговорах, и в хлопотах оба ждали одного — звонка. И Алексей Иванович не выпускал из рук телефона. Но и в ожидании не давал гостю спуска, и после ужина, ещё не убрав со стола, приступил к новой теме.

— А вот изоляция… она что-то меняет в восприятии действительности или нет?

— Вы об адекватности оценки? Может быть, в частностях, но по большому счёту…

— А тогда как же вы могли поддержать маленькую победоносную войну на Кавказе? — перебил Пустошин. — Значит, и на вас пропаганда действует? Ведь подготовку к войне показывали и по государственному телевидению.

— Что вы имеете в виду? — удивился он.

— А вы разве не видели репортажей, как женщин и детей вывозили из приграничной зоны как раз накануне боевых действий? Вам не показалось это странным? Так что о коварстве противника говорить не приходится, так ведь? Если и готовились к войне, то обе стороны. И то сказать, победил слон моську! Есть чему радоваться. Но вы-то, вы, с какого такого перепугу поддержали эту войнушку с грузинами? Да не вы один! Вся наша славная интеллигенция в норки попряталась, затаилась, слова боялась возвысить и против войны, и против истерии этой! — горячился Алексей Иванович, прикуривая сигарету. Но, тут же смяв её в пепельнице, постучал зажигалкой по столу, видно, накипело.

— Вот кого недолюбливаю, так интеллигентскую публику! Там тоже свой диктат и цензура. Не почитаешь Булгакова или не млеешь от песен Окуджавы — всё! Не свой! А я так считаю, что «Мастер и Маргарита» — это роман переоцененный. Ведь кто оценщики? Да те же московские болтуны, кто сами всю жизнь держат фигу в кармане. И главное что? В перестройку все такими либералами заделались, а как повеяло холодком, куда их вольнодумство и делось! И никакая свобода слова им не нужна. Это ведь они первыми начали вопить о проклятых девяностых. И быстренько, быстренько так вернулись на свои кухни, там тепло, там родные тараканы. Теперь им, тараканам, трендят о высоком, а если что и позволяют в адрес власти, то шепотком, исключительно шепотком. Говорить громко — это ведь так неинтеллигентно! Но вот когда станут разоблачать нынешний режим, снова сбегутся и потопчутся, да ещё как!

— Ну, кого и ругать как не интеллигенцию, рабочий класс трогать нельзя — обидятся. Но, согласитесь, не все могут быть борцами, участвовать в маршах несогласных.

— Не все! Но ты голосок-то подай! Подай из своей квартирки, крикни из своей форточки, если считаешь себя солью нации! Вот смотрите, устроит правитель себе встречу с творцами, и ждёт, посмеет кто-нибудь поперёк сказать. Бывает, и осмеливается кто, но один, один, остальные сидят, потупивши глазки, млеют: как же! как же! их пригласили, отметили…

Но вы-то, с чего это заделались сторонником сильного государства? Читал, вы сами так себя аттестовали. Вы это в тюрьме конформизмом заразились или таким были всегда? Не дай бог, после отсидки ещё и реакционером, как Достоевский, заделаетесь.

— Разным был, но в ниспровергатели не стремился…

— Вы что же, и не либерал? — удивился Алексей Иванович.

— Нет, не либерал. Либерализм в наших краях — это некий вид попустительства и неорганизованности.

— А вы знаете, я, пожалуй, с вами соглашусь. Наши либералы не так за экономическую свободу, как за свободу морали. Вот и своим многое прощают, чуть что: неприкосновенность частной жизни… Неприкосновенность — это правильно, но только если жизнь чистая. Да бог с ними, с либералами! Но, выходит, никаких политических разногласий у вас с этой властью нет? Замечательно! И как вы, наверное, заметили, в обеспечение безопасности государства вас и посадили, изъяли, обезвредили. Во всяком случае, так народу объясняли. Вот вам, будьте любезны, сила государства во всей красе. И как?

— Плохо, Алексей Иванович! Но не могу рассуждать о политике, исходя из обстоятельств собственной жизни. Да, я сторонник сильного, социально ответственного государства. И создать его может только само общество…

— Да общество сейчас — это куча песка, куда державная нога её двинет, в ту сторону оно и поплывёт, понимаете? Вроде и хочется перемен, но так, в мечтах: кто-то придёт и всё за нас сделает. А не сделает — и ладно, и так сойдёт!

— Да не с обществом плохо — с элитой! Именно эта мыслящая публика и должна будоражить сознание масс, вырабатывать идеи… Элита отвечает и за выбор народа, и за путь страны!

— Но если за пути-дороги, то плохи наши дела, плохи! Некому вести народ к свету, некому! Одни уехали, других насильно изъяли из политического оборота, говорить не дают, некоторые и сами рот запечатали. Но у вас откуда это, откуда интерес к идеям социализма? Ведь обстоятельства вашей жизни и сферы деятельности были далеки от этих проблем и, более того, враждебны им.

— Наверное, из противоречия к устоявшемуся ходу вещей, — вздохнул беглец.