Заговор обреченных

Он собирался удрать, хотела она крикнуть. Боялся отвечать на вопросы полиции, будто ему было что скрывать. И собирался удрать. И в какой-то момент его панического монолога все пошло не так. Она разозлилась на него за его малодушие. И она его выставила. Не уберегла. И теперь его нет, нет!

– Эй, вы все еще там? – снова окликнул ее доктор.

– Да. Я все еще здесь.

– Вы не серчайте на меня, что выступил в роли такого злого вестника. – Он смущенно закашлялся. – И не обязан был вам звонить, конечно. Просто увидел ваши фотографии в его мобильном. Вы показались мне хорошим человеком, Марина, и я решил вас предупредить. Простите еще раз.

– Предупредить? – не поняла она, провела подолом домашней футболки по заплаканному лицу. – Предупредить?

– Ну да. У полиции к вам будет много вопросов, думаю. Краем уха слышал, как они переговаривались. Считают это закономерное происшествие чьим-то заказом. Один из них так и сказал: профессионально сработано. И вещи у парня в сумке. Может, уехать собрался. Может, вы поссорились. Сейчас начнут приставать с вопросами. Вы уж там держитесь.

Глава 11

Он дожевывал свой утренний сэндвич, стоя неподвижно возле окна, и привычно внимательно просматривал дворовую территорию. Все как всегда. Как каждое утро. Каждая машина на своем месте. Каждый человек, должный выходить утром на улицу, выходил в свое время. Он изучил их привычки за те шесть лет, что прожил в этом доме. Не знал их по имени или фамилии, но каждого знал в лицо. И даже научился угадывать их настроение. Но это так, скорее от безделья и праздного интереса, чем в интересах дела. Дела ему до них не было никакого.

Все было тихо, привычно тихо. Причин для беспокойства не было никаких. А беспокойство почему-то не покидало.

Глеб посмотрел на два куска хлеба с тонкой прослойкой из маринованного лука, вареного яйца и куска копченой семги. Его любимый сэндвич. Он сам его готовил каждое утро, не доверяя никому. Он, вообще-то, не только готовить себе никому не доверял. Он в принципе никому не доверял.

– Издержки профессии, – пробормотал Глеб рассеянно и вонзил зубы в сэндвич, откусывая огромный кусок.

Он служил личным охранником при одном важном лице, которому, к слову, не доверял тоже. И друзьям важного лица. И своим же коллегам, с которыми должен был иной раз спиной к спине выстаивать. Довериться – значило проиграть. А проигрывать Глеб был не приучен с детства. Он ошибался, да. Как всякий нормальный человек о двух руках и двух ногах. Он ошибался. И признавал свои ошибки, но только перед самим собой. Остальным, тсс, об этом знать было не надобно. Для остальных он был и оставался безупречным. Откуда беспокойство, а?

Глеб отвернулся от кухонного окна. С сожалением посмотрел на хлеб в руке. Оставалось чуть меньше половины, а есть уже не хотелось. Придется выбрасывать, хотя и жаль. Но он привык есть все только свежее. Никогда не готовил впрок. И оставшийся кусок сэндвича он точно не станет доедать вечером. А завтрашним утром это и вовсе – бесполезная еда. Открыл дверцу шкафа, швырнул недоеденный бутерброд в выкатившийся мусорный контейнер. Задвинул, закрыл дверцу. Осмотрел кухню.

Все лаконично. Неброско. Но функционально и очень дорого. Он мог себе это позволить. Он всегда был с работой. С высокооплачиваемой работой.

Глеб залез в холодильник. Достал пакет с молоком и выхлебал половину прямо из пакета. Он любил молоко. И не понимал запрета многих диетологов, считающих молоко вредным продуктом для взрослых. Каждый волен приспосабливать свои гастрономические потребности под реакцию организма. Его организм реагировал на молоко крайне положительно. Закрутив крышку на пакете, Глеб убрал его обратно в холодильник. Обошел по периметру кухню раза три. Снова встал возле окна. Обнаружил молодого дворника с метлой возле мусорных контейнеров. Парень работал чуть больше месяца. Глеб его пробил. Парень чист. Студент на подработке. Студент, нуждающийся в жилье. Все чисто.

Чего тогда внутри так мутит? Что он сделал не так?

Вчерашнее дело выполнил виртуозно. Машина была угнана им же за полчаса до происшествия. Вряд ли за это время хозяин успел заявить об угоне. Поэтому хозяин, если у него не окажется алиби, автоматически попадает в разряд подозреваемых. Стекла на машине затонированы, поэтому рассмотреть того, кто управлял ею в момент наезда на пешехода, совершенно невозможно. И если полиция надеялась на видеокамеры, установленные на магазинах, то зря. Они ничего не увидят.

Все чисто. А беспокойство не покидало. Почему? Может быть, потому, что шеф до сих пор не позвонил? Обязательный утренний звонок с заданиями на день просрочен был уже на двадцать минут. Да. Именно это и вызывало беспокойство. Шеф не звонил. И это напрягало.

Словно услыхав его волнение, телефон в его кармане завибрировал. Номер высветился тот, который надо.

– Я слушаю, – ответил Глеб лаконично, выдыхая с облегчением.

У них не принято было называть шефа по имени в телефонных разговорах.

– Серега, привет, – прозвучало из трубки.