Заговор обреченных

– Но ведь у вас было добрых шесть часов, – стучит Витцлебен сухими, покрытыми старческими пятнами, кулаками по столу. – И если вы до сих пор ничего не сделали… не заполучили под мое командование ни одного полка, то какого дьявола ваши люди разыскивали меня по всем пригородам Берлина? Чтобы теперь, здесь, на краю гибели… на краю вашей гибели, господа заговорщики, я мог выслушивать все это ваше оправдательное блеяние?!

Ольбрихт не выдерживает позора, шепотом просит некоторых офицеров оставить кабинет и заняться делами. Геппнер и Штауффенберг тоже пытаются вытеснить за дверь близстоящих к ним.

– Кстати, где генерал Фромм? – вновь возобновил свою словесную пытку фельдмаршал Витцлебен. – Почему я не вижу его здесь?

– Видите ли, генерал Фромм… – начал было Ольбрихт.

– Вы что, разучились ясно отвечать на вопросы, генерал? – пренебрежительно прерывает его фельдмаршал, и впрямь почувствовавший себя главнокомандующим вооруженными силами рейха. Хотя до сих пор его воспринимали как неудачника, отстраненного фюрером от командования войсками на западе еще в 1942 году.

– Генерал Фромм отказался принимать участие в операции «Валькирия». Он сделал это, как только выяснилось, что фюрер остался жив.

– А вы считали, что вокруг вас одни самоубийцы? – уже более спокойным тоном интересуется фельдмаршал и только сейчас вновь опускается в кресло. – Где он теперь?

– Под домашним арестом. В своей квартире. Это здесь же. Вы хотели бы встретиться с ним?

– На кой черт? Трусов здесь и без него хватает. Кто назначен командующим армией резерва вместо него?

– Генерал Геппнер.

– Вы, генерал? – впивается в незавидную фигуру Геппнера фельдмаршал. – Тогда какого дьявола расхаживаете здесь в цивильном? Это что вам, театр оперы?

– Только что мне доставили мундир. Я переоденусь, – с радостью исчезает Геппнер.

– Да, намесили же вы здесь… – презрительно осмотрел Витцлебен всех, кому еще не представилась возможность исчезнуть с его глаз. – Боже мой, до чего же выродился германский генералитет!

Он с тоской и скорбно переводит взгляд на окно. Остальные делают то же самое, с удивлением отмечая, что за ним давно догорел обычный июльский день. Солнце уже село, и стекла покрываются фиолетово-багровым налетом летнего вечера.

– Отсюда исходили какие-то приказы, подписанные от моего имени? Я имею в виду приказы, поступающие на командные пункты фронтов и военных округов?

– Мы не решались, – объясняет Ольбрихт. – Ждали вас. В основном они подписывались Фроммом.

– Который уже был отстранен вами и не мог подтвердить своих полномочий в беседе с командующими, – резюмирует фельдмаршал, так и не выказав своего отношения к тому, что его подпись отсутствовала.

– И частично – полковником Штауффенбергом, его начальником штаба.

Витцлебен почти с ненавистью окидывает взглядом полковника, и на пергаментном лице его воспламеняется ядовитая ухмылка.

– Штауффенберга? Ах, Шта-уф-фен-берга… Того, который, кажется, брался избавить нас от тяжести присяги? – хищно оскаливается фельдмаршал. – Ни на что вы не способны, полковник. Ни на что!

– Но я сделал все, что было необходимо. И если уж так произошло…

– Именно того, что было необходимо сделать, вы как раз и не сделали, – парировал Витцлебен. – Что вы теперь стоите перед нами и оправдываетесь? Вы ничего не сделали. И можете считать, что путч подавлен по вашей вине.

– Но факты свидетельствуют о том, что у нас все еще есть некоторые шансы, – как можно вежливее возражает генерал-полковник Бек. После того как несколько офицеров оставили кабинет Фромма, он почувствовал себя увереннее. – Если бы вы сейчас же приняли на себя командование и обратились к командующим группами войск, округов и начальникам военных училищ… Когда обращается фельдмаршал Витцлебен… Это совершенно иное дело. Стоит нашим генералам убедиться, что во главе движения стоите вы…

– Для того, чтобы его возглавил Витцлебен, – грубо пресек откровенную лесть фельдмаршал, – для начала нужно, чтобы хотя бы вы поняли, что во главе все же находится фельдмаршал Витцлебен. Разве это встреча фельдмаршала? Где адъютанты? Где почетный караул? Где начальник штаба, моего штаба, который, стоя у карты, докладывает обстановку, что позволило бы мне приступить к оперативному руководству?

– Но адъютанты есть…

– Что вы мне пытаетесь сейчас объяснять, генерал Ольбрихт? О покушении, об этом «часе X» я должен был знать заранее. И в момент сигнала «Валькирия» находиться здесь.

«Мерзавец, – подумал про себя Штауффенберг, все еще являвшийся свидетелем этого гнусного, постыдного препирательства. – Но ведь ты же сам поставил условие, что примкнешь к заговору только после того, как…»

Полковник безнадежно махнул рукой и вышел. И дальше смотреть на все то, что здесь происходит, было выше его сил.

* * *

В коридоре он для чего-то сорвал с незрячего глаза повязку, словно хотел в последний раз наглядеться на этот мир и на этот кавардак по-людски, обоими глазами, и принялся почти бесцельно слоняться по коридорам штаба, стараясь ни с кем не вступать в разговор, ни на что не реагировать.