— Я? — переспросил Томас. — Да. Или нет?
— Да, — сказала Рита.
— Да, — повторил он. — А почему?
— Потому что ты мой жених.
— Жених. Помню, ты говорила. Господин Мюйр, да.
— Охрана тоже обязательна?
— Понятие охраны мы понимаем расширительно, — объяснил я. — В наши функции входит охрана не только физического, но и душевного здоровья клиента.
— По-вашему, я могу ему угрожать?
— Ему может угрожать все. Он беззащитен, как одуванчик. Или как овечка в глухом лесу.
— Мне больше нравится одуванчик, — подумав, сообщил Томас.
— Пусть так. Но я считаю своим долгом присутствовать при твоих встречах с людьми, которые могут представлять собой источник угрозы. Вы против, господин Мюйр?
— Нет, — ответил он. — Более того. Если бы вы решили сейчас уйти, я попросил бы вас остаться. Против вашего присутствия, госпожа Лоо, я тоже не возражаю, хотя это несколько удлинит нашу беседу. Потому что для начала мне придется прояснить свои отношения с вами. Но мы же никуда не спешим, не так ли?
— Мы никуда не спешим? — осведомился Томас у Риты.
— Нет, — сказала она.
— Господин Мюйр, мы никуда не спешим, — повторил Томас.
— Как я понимаю, вы считаете меня виновным в смерти вашего мужа, — заговорил Мюйр, глядя на Риту сверху вниз, снисходительно. — Нет, Рита Лоо. Это несправедливо. Он умер от наркотиков. И вы это знаете. Он умер через год после того, как освободился из заключения.
— А кто его туда засунул? Напомнить? — спросила она.
— Да, это я инициировал процесс над молодыми эстонскими националистами, — легко согласился Мюйр. — Я мог бы сказать, что выполнял указание из Москвы, но не скажу. Нет, я считал эту акцию правильной и своевременной. Я и сейчас так считаю. И она дала эффект, какого не ждал никто. Кроме меня. Посмотрите на наших ведущих политиков, — продолжал он, как бы посмеиваясь и тем самым как бы призывая не относиться к тому, что он говорит, слишком серьезно. — Особенно из первой волны. Каждый третий прошел через пермские лагеря. И что же? Они избавились там от интеллигентского прекраснодушия и поняли, что за власть нужно уметь бороться. Закалились, сплотились. И в конце концов победили. А если бы не было этой закалки? Да так и спивались бы на своих кухнях в пустой болтовне. Разве это не так?
Мюйр огляделся, ожидая возражений. Не дождавшись, удовлетворенно кивнул:
— Именно так. Но я не претендую на то, чтобы мое имя было вписано золотыми буквами в историю свободной Эстонии. Я даже не в обиде, что меня вышвырнули из жизни в самом зрелом и плодотворном возрасте. Мне было всего шестьдесят девять лет, когда меня отправили на пенсию, на которую я могу прокормить только своего кота. У меня замечательный кот, — сообщил он. — Карл Вольдемар Пятый. Прекрасный собеседник. Потому что он умеет молчать.
Меньше всего Мюйр был похож на человека, который тратит пенсию на своего кота, а сам живет впроголодь. Но я воздержался от этого замечания.
— Нет, не в обиде, — повторил он. — Оценку прошлому даст история. Собственно говоря, я уже часть истории. Некоторым образом — сама Клио.
— Вы не Клио, — вступился за музу истории Томас. — Клио женского рода. — Он указал на Риту Лоо. — Клио — это она.
— Вы ошибаетесь, — возразил Мюйр. — Клио не может быть молодой и красивой. Она среднего рода. Она стара и страшна. Как я.
— Вы не инициировали процесс над молодыми эстонскими националистами, — решительно вступила в игру червонная дама Рита Лоо. — Вы его спровоцировали. Подбросили моему мужу доллары. До сих пор удивляюсь, что не наркотики!
— Нечему удивляться, госпожа Лоо. У нас была другая задача. Наркотики — уголовщина. А доллары — это работа на западные антисоветские центры. Доллары очень хорошо вписались в контекст. Стали эффектной заключительной точкой. А контекст, согласитесь, был неспровоцированным. Самиздат, «Хроника текущих событий», машинописные экземпляры «Архипелага ГУЛАГа». Нам нужен был политический, а не уголовный процесс.
— И вы его успешно сварганили. И даже не краснеете, когда говорите об этом сейчас!
— Я чего-то не врубаюсь, — вновь вмешался бубновый валет. — Вы говорите о художественной литературе, а я не понимаю зачем. Я читал «Архипелаг ГУЛАГ». Талантливо, но затянуто. Но разве вы пришли ко мне, господин Мюйр, чтобы говорить о художественной литературе?
— Сиди и молчи, — вывела его из игры червонная дама. — При обыске они обнаружили у моего мужа пятьдесят тысяч долларов, — объяснила она мне. Не потому, что хотела объяснить, а потому, что ей нужно было выговориться и она почему-то решила, что я самый подходящий для этого адресат. — А сказали, что должно быть двести. По агентурным данным. Двести тысяч долларов! У Александра! Да он и десятки никогда в руках не держал! У нас в доме иногда куска хлеба не было! Они допытывались, куда он дел остальные сто пятьдесят тысяч. Пропил. Финансировал подрывную деятельность. Я была совсем девчонкой, ничего не понимала. Но чудовищность этой нелепицы понимала даже я!