Заговор по-венециански

Глава 2

Комптон, Лос-Анджелес

Страшнее утра, чем после ночи убийства, представить нельзя. Никакое похмелье, проигрыш в казино или сожаления о чересчур бурной ночи не сравнятся с ним.

В самое серое утро своей жизни Том Шэман в майке и шортах сидит на краю маленькой одноместной кровати и чувствует себя ничтожнее, чем когда-либо. Ни поспать. Ни поесть. Ни помолиться. Сил нет вообще ни на что.

Снизу доносятся голоса — домовладельца, еще двух священников из прихода, пресс-атташе прихода и офицера связи из полиции. Они там пьют чай и кофе, делятся потрясением и сочувствием, думают за Тома, как ему быть. Утешает только то, что девушка осталась жива. Напугана до смерти, но жива. Душевная травма глубока, но жизнь продолжается.

В полицейском участке у Тома взяли показания и отпустили, не предъявив обвинений. Велели, правда, держать рот на замке, потому как если новости о случившемся просочатся вовне — начнется сущий ад.

И ад начался.

Дьявольские псы национальной прессы спущены с цепей и топчутся у порога. Осаждают приход и церковь. Их фургоны заполонили подъездную дорогу, а спутниковые тарелки вращаются в поисках сигнала. Том уже чувствует, будто попал в чистилище. Он накрывает уши ладонями, дабы не слышать, как трезвонят сотовые телефоны, шипят рации и репетируют речи корреспонденты.

Покидая полицейский участок на рассвете, Том наивно думал, будто придет домой и сумеет трезво оценить положение. Может статься, Господь послал испытание: одно изнасилование и три смерти за одну ночь — хрупкая вдова и двое шпанюков, слетевших с катушек. Чем не трагедия, посланная во испытание и заранее продуманная? Господь, похоже, в курсе, что в Лос-Анджелесе трагедии будто списаны с голливудских блокбастеров.

Или нет никакого Бога и в помине?

Сомнение закрадывается в душу и набирает силу.

«Ну, Том, ты ведь давненько терзаешься подозрением. Голод. Паводки. Обвалы в горах. Невинные люди умирают от голода, тонут или гибнут, погребенные заживо… Признай, такой „Промысел Божий“ не раз пошатнул твою веру».

В дверь стучат, и в спальню к Тому заглядывает отец Джон О’Хара — рыжий, старенький, возрастом под шестьдесят; волосы у него на голове кустистые, а лицо покрывают пигментные пятна.

— Ты не спишь? Компанию составить? — спрашивает отец Джон.

Том улыбается.

— Нет. Не спится что-то.

— Может, попросить, чтобы тебе еды принесли? Кофе там, яиц?

Он жестом указывает на чашку с остывшим напитком у кровати Тома.

— Да нет, не хочется. Я пойду в душ, побреюсь и приведу себя в порядок.

— Вот и молодец, — улыбается отец Джон и уходит, закрыв за собой дверь.

Том смотрит на часы — еще нет и одиннадцати, а он уже хочет, чтобы день завершился. С шести утра дикторы новостей по всему континенту трубят о случившемся. Америка смотрит на Тома, и Тому это не нравится. Ни капли. Человек он застенчивый, сам по себе силен и дружелюбен, но боится общаться с людьми незнакомыми, когда надо говорить о себе против воли. Том не из тех, кто любит давать интервью. Особо ушлые репортеры даже умудрились просунуть ему под дверь ризницы конверты с чеками, желая купить право на эксклюзивную беседу, купить кусочек самого Тома.

Том едва успевает добраться до ванной, как его снова рвет. Он открывает кран с холодной водой, подставляет под струю ладони и плещет себе в лицо, пока наконец не начинает чувствовать прохладу. Смотрит на себя в зеркало над мойкой.

«Вот оно, лицо убийцы, Том. Взгляни на себя. Посмотри, как ты изменился. Не притворяйся, будто не замечаешь. Ты убийца Дважды убийца. Как ощущения, отец Том? Ну, давай, скажи честно. Тебе же понравилось. Признай».

Отвернувшись, Том хватает с крючка полотенце и возвращается в спальню. На полу у ножки кровати лежит старая открытка — та, что висела на стене в комнате Розанны. Та, которую старушка попросила подать, когда Том молился с ней. Розанна поцеловала открытку и отдала Тому в знак благодарности. «Per lei», — сказала она. Это вам.

Том подбирает открытку. Карточка хрупкая, края замусолены и помяты. Виден след от канцелярской кнопки, белое пятно с окантовкой ржавчины. Том впервые так пристально вглядывается в рисунок — он выцвел и потерял былую яркость, однако видно, что это репродукция некоего полотна знаменитого итальянского мастера. Может быть, даже Каналетто. Сквозь охристую пленку проглядывают купол церкви и вытянутые пятна, похожие не то на нарвалов, не то на гондолы. Венецианский вид, за тысячи миль отсюда и запечатленный на холсте сотни лет назад. Впервые за день Том улыбается.

Родной город Розанны Романо — Венеция — дарит искру надежды.

Capitolo I

Атманта, Северная Этрурия

666 год до н. э.

Пенные волны Адриатики с шипением бьются о бледно-персиковую линию берега. Над изрезанным северо-восточным побережьем подходит к концу торжественный обряд гадания. Обеспокоенные жители города по одному выходят из священной рощи между двумя плато, поросшими оливками и виноградной лозой. Предсказание вышло печальным.

Провидец не подарил людям надежды.