Заговор посвященных

А потом на тебя свалились уже настоящие загонщики. В Раушен были брошены все лучшие шарки Черной Гвардии. Кажется, ради того, чтобы выпустить их на Землю вне графика, убили пять или семь совершенно случайных людей в Америке или Африке — подальше, подальше от Кенигсберга. И там по заданию Черной Конфессии работали уже какие-то дилетанты, подстраивались нелепые катастрофы — масса бессмысленных жертв, пострадавших, полный кошмар! Такое никому не сходит с рук. И Шагору не сошло. Он уже не мог выиграть. Но так хотел! И потому вся наличная семерка опытных убийц охотилась на тебя в Раушене. Однако теперь ты убегал от них тоже как колобок. А они сражались с группой Хомича и с собственными тенями. Ты убегал от них потому, что в последние полчаса пространство превратилось в стеклянный лабиринт: видно во все стороны, а идти можно только в одну, у каждого — единственный, жестко заданный маршрут. Ты спросишь: кем заданный? А я отвечу: это неграмотный и неэтичный вопрос.

Когда ты сделал три своих выстрела, мне сразу открылся «коридор». И я вынырнул рядом с тобой на первом уровне.

Вот и все. Что ещё тебе интересно, мой славный жандарм?

Симон молчал.

— Помнишь эти строки: «Сводит от ужаса скулы! Снова один на один…»?

— Помню.

— Считай, что это посвящено тебе. Или мне. Какая разница? Эти стихи очень давно написаны, и не известно, на каком языке. Хочешь, прочту целиком? Там всего семь строф. И перевод с английского современный…

Не дождавшись ответа, Давид стал читать:

Сводит от ужаса скулы.
Снова один на один
Я и морские акулы —
Черные Рыбы Глубин.
Как одолеть их — не знаю.
Только — отвага слепа!
Синие воды без края,
Волн равнодушных толпа.
Как мы узнаем друг друга,
Если случится беда?
Может, над зеркалом пруда
Тихо проснется звезда?…
Светом наполнятся лица,
Синий раскроется свод,
В небо поднимутся птицы —
Белые Птицы Высот.
Но — ухожу, убегаю,
Вдруг выбиваюсь из сил…
Синие воды без края,
Неба бескрайнего синь.
Нет, я не струсил, поверьте!
Мы ещё встретимся там.
Просто иллюзия смерти
Ходит за мной по пятам.
Просто пока ещё трудно
Помнить об этом всегда,
Просто над зеркалом пруда
Снова погасла звезда.

(Стихи Александра Бураго)

Симон вытер пот со лба и чуть не попросил закурить. От поэтического настроя аж защипало глаза. Но он совладал с собой и, выдавив грустную улыбку, решил добить лирику привычным цинизмом:

— Складно звонишь, Дейв, как говорят мои друзья уголовники.

— Правда так говорят? — заинтересовался Давид. — И в наше время тоже такие словечки были в ходу.

— От нашего времени до вашего — рукой подать, — философски заметил Симон. — А феня, между прочим, один из самых устойчивых жаргонов. Новые слова появляются, а старые почти не исчезают. Богатый язык. Скоро богаче русского станет.

— Ну а все-таки, о чем мы дальше говорим?

— Ребята, я закажу обед, — предложила уже совсем ожившая Изольда.

— С вином, — добавил Шумахер.

— И с кальвадосом! — обрадовался Давид.

— Почему с кальвадосом? — не понял Борис.

— Потому что сегодня особенный день, не Особый, подчеркиваю, а особенный, и полагается пить обязательно кальвадос. Классику надо лучше знать! Орлиную классику.

И Давид подмигнул Симону. Тот сразу понял, о какой классике речь — яркую сцену первого знакомства Давида и Анны запомнил он очень хорошо, но сейчас попросил жалобно:

— Ребята, а может, кальвадоса не надо? Вы-то молодые, а я мужчина в критическом возрасте. Я устал, у меня сердце не выдерживает…

— Это мы-то молодые?! — захохотал Давид. — Ты слышишь, Анька? Да мы на двадцать лет тебя старше, дуралей. Первый раз вижу такого бестолкового Белого Орла. Сердце у него не выдерживает! Анька, я сейчас умру со смеху!..

А обед уже несли. С вином и кальвадосом. И кажется, именно с черепаховым супом.

Глава седьмая

Микис попросил остановить на Цветном, вышел из служебного «Росича-императора» (в рабочее время он разъезжал только на нем) и, наплевав на все условности, несолидно, совершенно по-мальчишески присел на уже чуть запылившийся капот прямо в своем белоснежном придворном костюме. Телохранитель стоял рядом, а дежурный постовой жандарм, прогуливавшийся вдоль фасада Политпроса, остановился, встал навытяжку и козырнул, оглушительно щелкнув каблуками. Вряд ли этот подпоручик знал в лицо Золотых, но уже одна его машина обязывала так реагировать.