Заговор посвященных

А за шестьдесят три года до того я появился на свет в прекрасной Стране Советов, где тогда ещё так вольно дышал человек.

О чем рассказывать? О простом ленинградском дворе-колодце на Владимирском, о самой обыкновенной школе, о ничем особо не примечательных родителях — потомственных питерских интеллигентах, милых и добрых людях?

Светлая голова достается тебе от природы, а родители дают воспитание и образование. Но ещё кто-то третий вкладывает в тебя представление о смысле жизни, об идее, о сверхзадаче. Этот кто-то дает и силы, и хорошую злость для достижения цели. Или не дает. Тут уж кому как повезло. Мне — я так считаю — повезло по-крупному.

С чего все началось?

Может, с реплики соседа по двору Сережки, когда солнечным майским утром собирались гонять в «казаки-разбойники». Все уже посчитались, и тут, чуть запоздав, прибежал я. Ребята вдруг затихли, а Сережка процедил сквозь зубы с улыбочкой нехорошего предвкушения:

— А с тобой, жиденок, мы играть не будем!

Драки тогда не получилось, нас растащили, и, сидя на лестнице между этажами, перед пыльным маленьким окошком, я долго плакал в полном одиночестве. Даже домой идти не хотелось.

А может быть, это началось позже, когда старшая сестра, окончив в Москве МИРЭА и в тот же год разведясь с мужем, вернулась в Ленинград устраиваться на работу. Специальность у неё была такая, что место искать приходилось преимущественно на «ящиках», где всегда сидели кадровиками бывшие смершевцы, переусердствовавшие в свое время, или засветившиеся советские шпионы, высланные со всех уголков земного шара. И эти озлобленные ветераны невидимых фронтов говорили моей сестре Гале: «А что это за фамилия у вас такая? Немецкая? Ах, у вас отчество Соломоновна! А мама ваша, простите, кто? Наполовину грузинка? Ах, как интересно! Нет, нет, вы ничего такого не подумайте. У нас в стране все нации равны. Вы же знаете. Просто в институте сейчас сокращение штатов прошло…»

В общем, буквально как в том анекдоте: «То что бабушка еврейка — это ничего, но то что дедушка — разбойник!..»

«Эх, каб не мой дурак, так и я б смеялась!» — любила повторять моя мама.

А может, все началось ещё позже, когда газеты пестрели новостями с Ближнего Востока, а замечательный наш вечно пьяный сосед дядя Андрон, снимая трубку телефона, дурашливо картавил с одесскими интонациями: «Соломона Абгамовича? А вы не знаете? Он уехал в Израиль». И громко хохотал на весь коридор.

Примерно тогда же в нашем доме стал часто появляться старинный друг отца Маркосич. Звали-то его на самом деле Марк Иосифович, но детям такое отчество давалось с трудом, и кличка Маркосич в итоге приклеилась. Он всегда играл и со мной, и с Галкой, мы любили его, как родного дедушку. (Ни дедушки наши, ни бабушки из-за блокады до внуков не дожили.) Теперь мне было уже пятнадцать, и я стал внимательно прислушиваться к разговорам взрослых. Маркосич оказался убежденным сионистом. Отец поддерживал его лишь частично, и споры их делались порою ожесточенными. Мать примирительно говорила:

— Посадят вас обоих. Ребенка бы пожалели.

А ребенок мотал на ус. И в глубине души отдавал предпочтение Маркосичу.

Впрочем, сионизмом переболел я быстро. Серьезное увлечение этими идеями закончилось, наверное, ещё за чтением Фейхтвангера, а уже все тома «Истории евреев» изучались с известным скепсисом. Правда, скепсис не помешал изучению иврита, который я продолжал упорно осваивать наряду с английским. Тогда же началось быстрое беспорядочное чтение, полный хаос в мыслях, резкий уклон в историю религии, фантастику, мистику и наконец — химия, выбранная как дело всей жизни. Химфак ЛГУ.

Почему химия? Да, наверное, просто показалась тогда самой мистической из наук. Атак и получается. Михаиле Ломоносов сказал: «Широко простирает химия руки свои в дела человеческие». И хотя с точки зрения формальной логики фраза эта представлялась мне совершенно пустой, почти нелепой, я вдруг усмотрел в ней смысл сугубо эзотерический. В словах великого русского мужика слышалось предсказание грядущих революций и катастроф, грядущих побед человека над собой и, возможно, грядущего спасения.

Я думал именно о спасении.

С самого детства я размышлял о выходе человечества из тупика. Собственно, нормальные люди только в детстве да юности и размышляют об этом. С годами же обычно понимают, что спасать человечество поздно, невозможно, а главное, и не нужно. Пустое это занятие, хоть по христианской, хоть по коммунистической схеме. Обе эти схемы были тщательно отработаны и опробованы на практике. Ничего, кроме ужасов смертных, людям они не принесли. Потому что любая религия (а коммунизм — это хоть и псевдо-, но тоже религия) пытается вести борьбу с неким якобы существующим мировым злом. А поскольку такого зла на самом деле не было и нет, вся титаническая борьба превращается в подобие мордобоя с бесплотным призраком, то есть в полнейшую паранойю, и путь к спасению оказывается заведомо порочным.